Читаем Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов полностью

И когда я смотрю на свои пожитки, то вижу, что они скудны, ущербны и очень потрепанны. У нас здесь унылые дождливые дни, и когда я поднимаюсь в свой уголок на чердаке, где я устроился, то вижу, насколько все тоскливо: свет, проникая через единственную стеклянную черепицу, падает на пустой этюдник, на связку кистей, ворс которых уже почти никуда не годится; впрочем, эти печальные обстоятельства настолько занимательны, что, к счастью, в них есть и нечто комичное, то, что позволяет не оплакивать свое положение, а воспринимать его с улыбкой. Но все это настолько сказывается на моих планах и так не соответствует серьезности моей работы, что становится уже не смешно. Чего я хочу? Предыдущий год закончился с более крупными убытками, чем тебе было известно, потому что кредиторам, в том числе Раппарду, я выплатил бо́льшую сумму, чем сообщил тебе, и я остался ему должен, это тяготит меня больше всего, потому что он мой друг; и хотя я расплатился по всем более или менее срочным долгам, выяснилось, что мне нужно сначала выплатить оставшееся, прежде чем я смогу купить краски, – если бы дела обстояли иначе, я бы уже купил их к этому дню; иными словами, я не хочу брать их в кредит, потому что со временем мне вновь выставят значительный счет. Как ты помнишь, во время твоего визита мы не были настроены делиться чем-то важным друг с другом, но сейчас я заявляю, что в Гааге мне было слишком тяжело, и я все откладывал и откладывал разрыв с той женщиной по одной, единственно важной причине, хотя пребывание там было для меня почти невыносимым.

А именно: я бы предпочел не расставаться с ней, а жениться и отправиться с ней в провинцию, чтобы еще раз попытать счастья, при этом сообщив тебе, как обстоят дела. Я полагал, что это будет правильно, и даже если на первых порах мы столкнулись бы с финансовыми трудностями, это могло стать не только ее спасением, но и положило бы конец моим душевным терзаниям, которые сейчас, к сожалению, лишь удвоились. Я бы предпочел испить ту чашу до дна.

Если бы папа или ты были способны прочувствовать это – я не утверждаю, что был бы рад или, наоборот, несчастен, если бы мы с тобой поменялись ролями и я бы занял твое место, а ты мое, и не знаю, вел ли бы я тогда себя по-другому, – то, возможно, благодаря этому ее можно было бы спасти. Полагаю, окончательное решение зависело не от вас, а от меня самого (единственное, что не в моей власти, – это разрешение на женитьбу, которое я не могу дать себе от имени нашего отца, а на прямо поставленный в прошлом вопрос он ответил общими фразами, в которых, правда, не было и намека на согласие), и тогда я сделал выбор, потому что у меня к тому времени уже была куча долгов, а будущее представлялось туманным. Но это решение еще не влечет за собой обновления и не сможет уберечь меня от изнеможения, которое принесет с собой год, полный забот, при этом мое сердце разбито, и я испытываю чувство пустоты, разочарования и тоски – и от этого невозможно быстро исцелиться. И пускай, я живу теперь здесь и расплатился почти по всем долгам – со временем я смогу возместить и оставшиеся, – а природа здесь великолепна и превосходит все мои ожидания, мой быт еще совершенно не устроен, и я пока не могу вернуться в привычную колею, поэтому и описал тебе свой чердак таким, каков он есть.

Если бы я мог все предвидеть заранее, мы с Христиной переехали бы сюда еще в прошлом году, после того как она вернулась из больницы, у меня бы не накопилось долгов и мы по-прежнему были бы вместе, ибо она не так виновата в своих дурных поступках, как ее родственники, которые плели отвратительные интриги, якобы пытаясь помочь ей, но на самом деле желая навредить. Кстати, порой я задавался вопросом, не заручилась ли ее мать поддержкой пастора, – только этим я могу объяснить то, сколько усилий приложили они, чтобы повлиять на Христину. К тому же я до сих пор не получил от нее вестей, хотя перед отъездом пообещал ей, что как только узнаю свой новый адрес, то пошлю его плотнику по соседству с нами и попрошу сообщить ей, но я получил известие лишь от самого плотника, в котором говорилось, что она забрала все свои вещи (кстати, их было больше, чем она принесла с собой в самом начале).

Перейти на страницу:

Все книги серии Персона

Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь
Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

Автор культового романа «Над пропастью во ржи» (1951) Дж. Д.Сэлинджер вот уже шесть десятилетий сохраняет статус одной из самых загадочных фигур мировой литературы. Он считался пророком поколения хиппи, и в наши дни его книги являются одними из наиболее часто цитируемых и успешно продающихся. «Над пропастью…» может всерьез поспорить по совокупным тиражам с Библией, «Унесенными ветром» и произведениями Джоан Роулинг.Сам же писатель не придавал ни малейшего значения своему феноменальному успеху и всегда оставался отстраненным и недосягаемым. Последние полвека своей жизни он провел в затворничестве, прячась от чужих глаз, пресекая любые попытки ворошить его прошлое и настоящее и продолжая работать над новыми текстами, которых никто пока так и не увидел.Все это время поклонники сэлинджеровского таланта мучились вопросом, сколько еще бесценных шедевров лежит в столе у гения и когда они будут опубликованы. Смерть Сэлинджера придала этим ожиданиям еще большую остроту, а вроде бы появившаяся информация содержала исключительно противоречивые догадки и гипотезы. И только Кеннет Славенски, по крупицам собрав огромный материал, сумел слегка приподнять завесу тайны, окружавшей жизнь и творчество Великого Отшельника.

Кеннет Славенски

Биографии и Мемуары / Документальное
Шекспир. Биография
Шекспир. Биография

Книги англичанина Питера Акройда (р.1949) получили широкую известность не только у него на родине, но и в России. Поэт, романист, автор биографий, Акройд опубликовал около четырех десятков книг, важное место среди которых занимает жизнеописание его великого соотечественника Уильяма Шекспира. Изданную в 2005 году биографию, как и все, написанное Акройдом об Англии и англичанах разных эпох, отличает глубочайшее знание истории и культуры страны. Помещая своего героя в контекст елизаветинской эпохи, автор подмечает множество характерных для нее любопытнейших деталей. «Я пытаюсь придумать новый вид биографии, взглянуть на историю под другим углом зрения», — признался Акройд в одном из своих интервью. Судя по всему, эту задачу он блестяще выполнил.В отличие от множества своих предшественников, Акройд рисует Шекспира не как божественного гения, а как вполне земного человека, не забывавшего заботиться о своем благосостоянии, как актера, отдававшего все свои силы театру, и как писателя, чья жизнь прошла в неустанном труде.

Питер Акройд

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное