Птицеферма (СИ)

Сперва оно не меняется. Сова с кряхтением выпрямляется, упирая ладонь в натруженную спину. Вытирает лицо платком из кармана длинной юбки, убирает обратно и лишь потом обращает на меня гневный взгляд. То, что я сижу, а она стоит, как нельзя кстати — Сова невысокого роста и при других обстоятельствах ей бы не удалось смотреть на меня сверху вниз.

— Гагара, — в скрипучем голосе и злость, и предостережение, — сколько раз я говорила тебе думать о себе и не лезть, куда тебя не просят? — миллион раз, должно быть. — Этот мир не переделать.

— Изменить можно все, что угодно, — возражаю.

Я хочу в это верить. Я пытаюсь в это верить.

Сова смеется скрипучим, каркающим смехом.

— Пересмешник тебе сказки на ночь рассказывает?

В прошлый раз Дэвин напомнил мне своим поведением Сову. А теперь она напоминает мне Дэвина, из того воспоминания о нашем расставании. Он точно так же внушал мне, что все уже предрешено и нужно смириться со своей участью.

— Чего ты хочешь? — наконец, женщина устает бороться со мной взглядом.

— Посоветоваться, — отвечаю прямо.

Сова крякает.

— Однако… Клюку положи, — велит, и я быстро выполняю ее указания, мастеря «скамью» посреди борозды. Женщина с трудом сгибает больную ногу и садится. Ловлю злой взгляд Чайки, брошенный в нашу сторону — заметила, что мы не работаем. — Что ж, слушаю тебя.

— Что будет, если убить Филина?

Глаза Совы округляются.

— Ты сдурела, глупая птица?! — рявкает. Чересчур громко. Теперь на нас оглядывается не только Чайка.

— Я задала вопрос, — не отступаю.

Получаю целую вереницу ругательств в свой адрес, но уже гораздо тише. Женщина несколько раз сжимает и разжимает ладонь, осматривается, будто ища, чем бы меня огреть. Сдается мне, не сиди она на своей клюке, я бы уже получила палкой по хребту.

— Ни черта хорошего не будет, — заговаривает после того, как первый шок после моих слов проходит. — Удивлена, что для тебя стало откровением, что он поимел всех местных женщин. Только ты да Олуша ему не приглянулись. И я. С некоторых пор… Не делай такое лицо. Раньше я не была такой старой. И хромой.

Старой… На самом деле Сове вряд ли больше пятидесяти. В любом другом месте, где доступны медицина, косметология и декоративная косметика, она выглядела бы моей ровесницей. Но здесь, на Птицеферме, передо мной действительно сидит старуха.

— Почему ни черта хорошего не будет?

— А думаешь, Момот тут был один садист? На Ибиса глянь. На Зяблика — как заводится от вида крови, разве что не мурчит. Мы все здесь — отбросы общества. Ты не видела, что было до Филина. А я видела. Да, теперь жестокость творит он сам. Но Филин один. Когда бесчинствуют все — это много, много хуже. Я ответила на твой вопрос?

Упрямо качаю головой.

— Нет. Ты всего лишь сказала, что у Птицефермы должен быть лидер.

— А кто им станет вместо него? — уточняет с вызовом. — Может быть, ты? Силенок не хватит. Или, может, твой Пересмешник? Он нормальный мужик, надежный и не жестокий. Тут таких мало. Сапсан еще, разве что. Да ни у того, ни у другого не будет поддержки. Рыпнутся, — проводит скрюченным пальцем поперек своего горла, — голова с плеч, — молчу. А Сова неверно истолковывает мое молчание: думает, что достучалась до меня. — Так что Филин — меньшее из зол, — повторяет женщина с нажимом, завершая отповедь. — Уймись и прими как данность.

— Потому что у Филина есть влиятельные покровители? — говорю наугад. Сова ведь может и не знать о связи Главы с наркоторговцами. Но в том, что эта связь есть, я больше не сомневаюсь.

Женщина молчит, шамкает губами. Тянет время, понимаю.

— Сама догадалась, или кто подсказал? — бросает на меня взгляд исподлобья.

…А может и знать.

— Он на наркотиках, а у нас их нет, — отвечаю правду.

Сова боязливо оглядывается по сторонам.

— Ляпнешь кому — и на этот раз Пересмешник будет снимать с дерева твой труп, — шипит совсем тихо. — Или еще хуже: и его за собой потянешь — обоих вздернут.

Однако теперь я не намерена останавливаться.

— Они же и помогли Филину стать Главой и подмять под себя остальных десять лет назад? — дожимаю. Если сдам назад сейчас, Сова снова закроется. А другого источника информации у меня нет. Есть ещё Дэвин, но он может поделиться лишь домыслами. Сова была здесь и является единственным живым свидетелем того, что случилось на Птицеферме в тот период. Она — мой источник.

— Да тебе жить надоело, — шипение женщины превращается в рычание.

— Дали оружие? Сами пришли и всех перебили? — игнорирую возмущение собеседницы. — Поэтому на Птицеферму так мало привозят новеньких? Считают, что она переполнена, а десять лет назад просто начался новый отсчет с нуля? Поэтому мужчины вкалывают на руднике от рассвета до заката — чтобы выдать двойной результат и скрыть реальное количество работников?

— Гагара, — предупреждающе.