Птицеферма (СИ)

— Ее сложно не услышать, — Сова устремляет взгляд в ту сторону, где работают Кайра со своей болтливой подругой. Вроде бы далеко, а непрекращающийся говор Чайки доносится и сюда. Хорошо, что хотя бы слов не разобрать.

— Не верь ей, — говорю. — Мы не шумели.

— Вы — нет. А вот ваша кровать…

Поднимаю голову. Сова смотрит на меня, хитро прищурившись. А в глазах — искреннее любопытство. Не знала, что ей присущи такие женские слабости — всегда серьезная, собранная.

— Что ты хочешь знать? — спрашиваю прямо. — Спим ли мы с Пересмешником? Спим, — уточнять, что это случилось лишь раз и вряд ли повторится — информация лишняя.

Во взгляде пожилой женщины — удовлетворение; кивает.

— Тебе на пользу, — делает вывод.

Усмехаюсь.

— Добровольный секс — всем на пользу.

Даже разовый.

— Тоже верно, — соглашается Сова, обводит взглядом грядки, которые еще следует обработать. Сейчас середина дня, нужно поспешить, иначе к завтрашнему утру мы уже не найдем свеклу в море сорняков.

Женщина не уходит, но больше ничего не говорит. Я продолжаю работу, но чужое присутствие рядом напрягает. Она будто хочет сказать еще что-то, но по какой-то причине не решается, или тянет время.

— Сова, у тебя есть противовоспалительные лекарства? Лучше таблетки? — задаю вопрос в лоб, прежде чем струшу или передумаю.

Полдня гоняю в голове эту мысль, но понимаю, что не готова украсть у Совы что-то без спроса. Она единственная, кто помогал мне здесь. Поступить с ней так не просто нечестно — подло.

Женщина резко поворачивается ко мне. Редкие брови сходятся на переносице.

— Ты совсем обнаглела? — рявкает, но недостаточно громко, чтобы нас услышали работницы с других грядок.

— Сова, мне нужно, — упорствую.

— Зачем? — а вот теперь и взгляд, и голос собеседницы далеки от дружелюбных. Узнаю старую добрую Сову. Вернее, совсем недобрую. — Опять лечить Пересмешника? Так он живее всех живых. Живее тебя выглядит, во всяком случае.

Качаю головой.

— Это не ему.

Сова вгрызается в меня взглядом.

— Тогда кому? — требует.

Моему бывшему парню, каким-то ветром занесенному на эту богом забытую планету и умирающему от истощения, ломки после наркотической зависимости, а заодно самого страшного кашля, который я когда-либо слышала.

— Мне, — отвечаю.

— И что у тебя воспалилось?

Сейчас — определенно совесть. Мне не по себе лгать человеку, уже не единожды помогавшему мне и ничего не попросившему взамен. Однако как выкрутиться иначе, не знаю. Дэвин нам нужен, а его состояние ухудшается с каждым днем. Если не помочь, то я не уверена, что он продержится необходимые две недели.

Понимаю, что Сова все ещё ждет от меня ответа.

Отвожу глаза, смотрю на свои не прекращающие работу с сорняками руки. Это действие уже настолько привычно и отработано, что могу полоть грядки в прямом смысле не глядя.

— Кашляю. Сильно.

— Что-то не слышала, — возражает собеседница. — Мы все тут вакцинированные. Так что наверняка ничего страшного, максимум — простуда.

— По ночам кашляю! — выпаливаю, видя, что Сова собирается прервать, по ее мнению, бессмысленный разговор и продолжить работу на выделенном ей участке.

Уже начавшая вставать женщина останавливается, поворачивается ко мне; щурится на солнце, вглядываясь в мое лицо.

— Врешь, — заявляет коротко.

— Нет, — упорствую и на этот раз глаз не отвожу. Мне нужны лекарства для Дэвина, и я не отступлю.

Сова возмущенно качает головой.

— Да ты кем себя возомнила? Думаешь, что-то мешает мне прямо сейчас пойти и сдать тебя Филину? Кто ты такая, чтобы я рисковала ради тебя своей шкурой?

— Никто, — признаю справедливость ее слов. — Дашь?

— Подумаю, — огрызается и на этот раз, кряхтя, встает.

Не даст, понимаю. Придется красть. Хочется провалиться сквозь землю.

— Шуруй к Филину, — бросает мне Сова, наконец, поднявшись на ноги. — Он еще утром сказал отправить тебя к нему после обеда.

Черт-черт-черт. Так скоро? Я надеялась, что он забудет о моем существовании хотя бы на неделю.

И тут вспоминаю о десяти годах, о которых говорил Дэвин: времени возобновления деятельности наркодилеров на Пандоре и тогда же — восхождении Филина на «пьедестал».

— Сова, погоди! — вскакиваю вслед за ней.

Начавшая отходить женщина недовольно оборачивается.

— Чего тебе еще, наглая?

— Сколько лет ты здесь?

В ее взгляде что-то меняется: удивление, подозрительность. И еще что-то. Страх?

— Двенадцать, — отвечает осторожно. — Все узнала? Тогда дуй к Филину, пока он не разозлился.

Игнорирую ее напутствие, мотаю головой.

— Значит, ты была здесь, когда появился Филин?

— Ну. Была.

— С тех пор ведь никого не осталось, верно? Только он и ты. И лишь ты знаешь наверняка, как Филин стал Главой — правду, а не слухи.

Губы Совы сжимаются в прямую линию.

— Нос свой любопытный укороти, — рявкает зло. — Живи и радуйся, пока не трогают, да еще и с мужиком повезло. Все беды от таких, как ты. Упертых. Не смирившихся. Нарушительниц спокойствия.

После чего решительно разворачивается и, хромая, бредет по борозде к своей грядке.

Черт. Даю себе мысленный подзатыльник — зря я так резко.

* * *

К Филину откровенно не тороплюсь.