Птицеферма (СИ)

Как ни стараюсь, не могу представить, что могла натворить такая, как Рисовка, чтобы заслужить свое заключение здесь. Момот, Ибис, Чиж, Кайра — да. Но Рисовка…

ГЛАВА 32

К вечеру снова припускает дождь.

Снимаю не успевшее просохнуть белье уже под мелкими холодными каплями. Места для сушки под крышей нет, приходится развешивать вещи в комнате: что-то — на стул, что-то — на дверцы шкафа.

Только успеваю закончить с «украшением» жилища, как возвращается Ник.

— Привет, — взмахивает рукой.

— Привет, — откликаюсь эхом.

Напарник снова вымок. На ходу сдергивает с себя футболку. Останавливается посреди комнаты, ища взглядом, куда бы ее повесить, но все подходящие места оказываются заняты.

— Давай мне, — протягиваю руку. — Если завтра не будет дождя, постираю.

— Угу, — буркает, отдавая мне вещь.

Отходит к кровати, раздевается дальше. Движения резкие.

— Ник, что-то не так?

Поднимает на меня глаза. Усмехается.

— Лучше попробуй вспомнить, что в этом месте «так», — язвит. — Кинь мне брюки из шкафа, пожалуйста.

Выполняю просьбу; ловит налету.

— Ты злишься, — констатирую.

— Не особо.

— А подробнее? — не отстаю.

Точно чувствую, что что-то не так.

— Эм, — сдергивает шнурок с волос, ерошит их пальцами, чтобы скорее просохли, и, наконец, поворачивается ко мне; жду, — в том-то и дело, что нечего рассказывать. Просто думал сегодня о том, что ты говорила о революции.

— Я это слово не употребляла, — напоминаю.

— Не важно, — отмахивается. — Суть-то одна, — не спорю, только пожимаю плечами, а потом обнимаю себя руками, не зная куда их деть; жду продолжения. — А ещё думал о том, в чем упорно подозревает меня Филин. Ну, и тихонько поспрашивал сегодня, как народ относится к Главе. И знаешь, что?

— Что?

— А ничего, — разводит руками. — Ни-че-го. Боятся. Вот только не его самого, а того, что большинство на его стороне, вот и не выпрыгивают. А появись кто настойчивый, кто пообещает что-нибудь изменить и попробует это сделать, поддержали бы — и только бы этого венценосного Филина и видели бы.

Хмурюсь.

— Погоди, теперь что, ты задумал революцию?

— Эм, я бы ее с радостью устроил, — у Ника даже глаза загораются. — Ни черта тут дел не на годы. Филин уже настроил всех против себя своей чрезмерной жестокостью. Подрубил сук, на котором сидит, надеясь, что в случае чего его снова прикроют наркодилеры и перебьют тут всех недовольных. Только не соображает под дозой, что те далеко, и на помощь их еще нужно успеть позвать. А местные тут, рядом, и их, кроме него, тридцать пять человек.

— Ибис и Ворон всегда на его стороне, — не соглашаюсь.

— И еще найдется парочка верных, — кивает напарник. — А остальные три десятка в глотку бы ему вгрызлись, скажи им кто «фас».

У меня даже дыхание перехватывает. Когда вчера я сама рассуждала на эту тему, то это не казалось таким реальным.

— Ты хочешь быть тем, кто скажет это «фас»? — спрашиваю прямо.

— Янтарная, ты даже не представляешь, как я этого хочу, — пауза. — Но не стану, — с чувством пинает брошенные на полу брюки. Отворачивается от меня, уперев руки в бока и уставившись в потолок.

А меня уже захватила идея. Кто знает, сработает ли официальная жалоба в Альянс о нарушении Конвенции по правам человека. А если сработает, то когда Ассамблея всерьез займется решением проблемы содержания заключенных на Пандоре? Бюрократические проволочки могут дать Филину еще годы царствования. Даже если наркобизнес на планете накроют.

А мы можем изменить что-то прямо сейчас.

— Почему не станешь? — спрашиваю осторожно, подходя ближе.

Ник бросает на меня укоризненный взгляд через плечо.

— Потому что никакая революция не обходится без кровопролития, — отвечает. — Это сейчас я думаю, что расклад будет тридцать к пяти. А по итогу кто-то передумает, кто-то испугается. Перевес будет, но и крови прольется немало, — поджимаю губы. — Что тебе снилось прошлой ночью? — вдруг спрашивает, разворачиваясь.

Серьезно смотрю на напарника, не понимая такого резкого перехода.

— При чем здесь это? — ухожу от прямого ответа.

Ник хмыкает.

— Ты кричала: «Не надо больше крови. Хватит крови!», — передразнивает, коверкая голос. И уже своим обычным: — Именно поэтому я тебя разбудил. Ты готова устроить тут мясорубку? Я — нет. Одно дело — участвовать во всем этом, собираясь жить здесь и нести ответственность за тех людей, которые мне поверили. И совсем другое — вмешаться в привычный для них уклад жизни и сбежать чуть ли не на следующий день. Я уже и так вмешался с Момотом. Меня и за это Старик по головке не погладит.

— С Момотом была самооборона, — не соглашаюсь.

Ник морщится, смотрит скептически.

— Ой ли? Если уж говорить статьями, то с Момотом было самое что ни на есть превышение самообороны. Мне никто не запрещал отказаться от боя с ним, и тогда моей жизни ничего не угрожало бы, и не пришлось бы «самообороняться».

— Мне угрожало бы.

Ник закатывает глаза к потолку.