Птицеферма (СИ)

— Когда тебя лишили наследства? — восклицаю изумленно.

Ник морщится.

— Ну, не всего. Папино осталось. А мама… дай подумать… Вот как раз перед твоим отлетом на Пандору.

Хмурюсь.

— Ты не говорил.

Ник бросает на меня скептический взгляд.

— Ты и так психовала перед заданием. Куда тебе еще мои проблемы? Да и не проблема это. Я взрослый работающий человек. Ну, теперь временно не работающий, — быстро поправляется. — Это мамины деньги, и она вправе распоряжаться ими так, как ей вздумается.

Все еще не понимаю. Насколько мне известно, у Ника с матерью всегда были хорошие отношения.

— Но почему?

Теперь мужчина смотрит на меня умоляюще.

— Да все потому же, что и всегда: я не хочу жениться на дочках ее подруг. Позавчера вот тоже совместный ужин не удался — и прощай квартира, — смеется. — Теперь у меня нечего отбирать, так что, думаю, теперь между нами установятся мир и спокойствие.

А я сижу, смотря прямо перед собой и пытаясь осмыслить то, что только что узнала.

— Она считает, что ты не женишься на них из-за меня, — бормочу.

— Ну, тут мама права, — в кои-то веки Ник не пытается отрицать мою причастность к его проблемам. — Она же видит, что я сохну по тебе годами, — резко вскидываю на него глаза. — А то ты не знала, — язвит. — Только ей невдомек, что, не будь тебя, я бы все равно и близко не подошел бы к ее претенденткам. У меня же дурной вкус, помнишь? А там все настолько «по высшему уровню», — Ник поднимает руки, изображая кавычки, — что мне хочется пристрелиться ещё при знакомстве, — закусываю губу. — Эм, ну прекращай. Сдалась тебе эта квартира. Давай вообще переедем куда-нибудь.

Ухмыляюсь.

— Подальше от твоей мамы?

— Угу, — усмехается; ерошит пальцами влажные после душа волосы. — На время точно не помешает.

Улыбаюсь, смотря на него.

— Я люблю тебя, — признаюсь. — Я больше всех и всего на свете тебя люблю, — и сама крепко его обнимаю. Так крепко, как только могу.

— Янтарная, — Ник начинает шутливо отбиваться, — я тебя тоже люблю, но душить меня — не лучшая идея.

Смеемся, играючи боремся; катимся по постели.

Я люблю его. А потому никогда не скажу ни о расследовании Дэвина, ни о том, что только что поняла.

Счета Ника, как и других, тоже проверяли. Но его счетами управляла мать, глава крупного благотворительного фонда. По благотворительному «каналу» она и перевела деньги тетке Зоуи. Помощь нуждающимся — не более.

А мне-то казалось, что срыв подобной операции — слишком масштабная затея, чтобы отомстить лично мне. Как же я ошибалась.

Мейси Плун действительно никому не платила и ни от кого не получала плату за слив информации. Она что-то сдуру сболтнула Колетт Валентайн, с которой познакомилась на церемонии нашего награждения, и затем была удостоена периодического общения и приглашения на чай. А имея средства и связи, мать Ника раскрутила брошенный ей конец нити, подкупила нужных людей и избавилась от той, кто портил будущее ее единственного сына. Мейс догадалась, но струсила и не призналась; предпочла сбежать, когда поняла, что я могу вернуться.

Месть заботливой матери — как прозаично.

Сколько трупов обеспечила эта забота? Сколько крови? Неужели Колетт Валентайн не могла просто-напросто нанять киллера, чтобы избавиться от меня?

— Я люблю тебя, — повторяю смелее.

Мы переедем. Купим новую квартиру. Найдем новую работу.

У нас все получится, потому что мы вместе.

«Дело о Пандоре» окончательно закрыто.

ЭПИЛОГ

Помню эту подъездную дорожку к дому так, будто ходила по ней только вчера.

На самом деле прошло уже лет десять — в последний раз я была здесь в ночь после выпускного.

Подхожу к двери и решительно касаюсь сенсорной кнопки звонка.

Я без предупреждения. Но не сомневаюсь, что хозяйка дома меня примет.

Дверь открывает молоденькая девушка в форме прислуги.

— Здравствуйте, вы к кому? — вежливо улыбается.

Она чем-то похожа на Олушу — такие же большие наивные глаза. Смаргиваю наваждение.

— Колетт Валентайн дома?

— Да, конечно, — быстро кивает. — Вам назначено? Как вас представить?

— Эмбер Николс.

При моем имени глаза девушки изумленно раскрываются. Похоже, хозяйка дома не стесняется упоминать его в стенах своего дома.

— Минутку, я доложу.

Девушка убегает вглубь дома, а я остаюсь в прихожей. Осматриваюсь.

Тут ничего не изменилось за эти годы. Тот же лоск и стиль. Только с переездом Ника пропало тепло. Теперь это обычный богатый дом, холодный и слишком большой для проживающей тут одной единственной женщины со штатом прислуги.

Девушка прибегает назад.

— Миссис Валентайн вас примет, — докладывает; а у самой такие испуганные глаза, будто она приглашает к обеду черта.

— Не сомневаюсь, — откликаюсь.

Служанка бежит впереди, показывая дорогу. Но я и без нее прекрасно знаю каждый коридор, каждую комнату этого дома.

Гостиная.

Именно тут Колетт впервые показала мне свое истинное лицо, вынудив пообещать, что мы никогда не будем вместе с ее сыном. Что ж, мне нечего стыдиться — та Эмбер Николс умерла на Пандоре. Я же теперешняя никаких обещаний этой женщине не давала.