Птицеферма (СИ)

— С чего ты взял, что я не люблю Джоша?

С Джошем мы расстались ещё три месяца назад, но я благоразумно об этом не распространялась. Только Джилл в курсе. Она, правда, покрутила пальцем у виска, когда я попросила ее не говорить Нику, но обещала; и слово сдержала.

— Потому что я знаю тебя, — непрошибаемая логика. И, что самое досадное, верная.

Злюсь на себя и кусаю губы от досады. Проще всего сейчас признаться, что нет никакого Джоша. Обернуться, поцеловать того, кого я действительно хочу поцеловать, и не останавливаться, отключить голову. Как тогда…

Но тогда это было ошибкой — я точно знаю.

— Прекрати, мы друзья, — решительно выворачиваюсь из его рук, и на этот раз Ник меня не удерживает.

Почти бегу к барной стойке. Щеки пылают.

— Ладно, попробуем позже, — негромко произносит друг мне вслед.

Но я слышу. Не оборачиваюсь.

Открываю дверцу шкафа, начинаю в нем копаться, на ходу пытаясь придумать, что там могло мне понадобиться. Переставляю банку с кофе с места на место.

— Ага, мне тоже кофе свари!

Ник сам дает мне спасительную соломинку.

Ник всегда приходит мне на помощь.

Даже когда сам является причиной моих проблем…

Сквозь плотно сомкнутые веки проникает солнечный свет. Сознание возвращается сперва медленно, а затем меня, словно рыбу волной на сушу, выбрасывает в реальность.

Не хочу. До крика. Но только глубоко вдыхаю и выдыхаю влажный горячий воздух — кричать не поможет.

Пытаюсь подняться. Кожа на спине натягивается, и меня опаляет болью. Падаю обратно на подушку, кусая сухие губы. Тем не менее осознаю, что эта боль не сравнится с той, которая была тогда, когда я приходила в сознание в прошлый раз. Значит, Сова таки потратила на меня свой бесценный запас медикаментов.

Кое-как поворачиваю голову и осматриваюсь: я одна, в своей комнате, из распахнутого настежь окна льется яркий солнечный свет. Кто знает, сколько я проспала, но жар в воздухе дает основание предполагать, что сейчас вторая половина дня.

Убедившись, что в комнате никого, снова прикрываю глаза. Хочется есть и пить, сходить в туалет, в конце концов, но я даю себе поблажку — ещё несколько минут в тишине и одиночестве.

Эти воспоминания… Все смешалось воедино: то, как обнимал меня в кругу Пересмешник, и как Ник прижимал меня к себе в квартире с диваном и барной стойкой. Та же поза. Один в один: руки под грудью, подбородок на плече. Должно быть, именно это дало сигнал моей памяти.

Триггер — кажется, так это называется. Воспоминания так или иначе всегда связаны с происходящим наяву, будто выбираешь пункт в воображаемом меню, например, «объятия» или «удар по лицу», и получаешь картинку.

Только я никак не возьму в толк, почему все, что я вижу из прошлого, рассказывает мне об одном человеке. Есть еще Джилл, моя маленькая рыжеволосая подруга, но и ей мое сознание отвело лишь крошечное место — все остальное связано с Ником. Человеком, лица которого я даже не вижу. Только чувства, чистые эмоции.

Кем бы ни был Ник, он был очень важной частью моей жизни.

Но я ведь как-то оказалась на Пандоре. За что-то!

Память молчит — она готова рассказывать мне только о Нике.

Кем мы были? Драки, тренировки, оружие, люди, прыгающие из окон… Военные? Шпионы? Преступная группировка? Группировка в любом случае — судя по количеству моих спасителей в одном из воспоминаний…

Скрипят дверные петли. Вздрагиваю.

— Ишь ты прыткая, — Сова сама скрипит не хуже петель. — Лежи. До завтра чтобы не дергалась.

— Мне в туалет надо, — бормочу; голос глухой, как из трубы. Перед глазами плывут полупрозрачные зигзаги, часто моргаю, пытаясь от них избавиться. Не помогает.

— Ясное дело. Я уже послала Рисовку за «уткой».

Еще лучше.

Сцепляю зубы, упрямлюсь.

— Я встану, — огрызаюсь и пытаюсь приподняться на руках, но снова падаю.

Боль вышибает воздух из легких. Или это удар о постель? На этот раз со всей дури прилетаю лицом в твердую подушку.