Птицеферма (СИ)

Майна — женщина средних лет, среднего роста и комплекции. Для меня она средняя во всем: не сказать, чтобы я питала к ней особенно теплые чувства, но и отрицательных тоже не испытываю. Работать с ней легко, не то что с Кайрой или Чайкой. Увы, теперь этот список пополнила и Олуша. Как она там, с Дергачом…

Майна равнодушно пожимает плечом.

— Зайду. Сама-то чего боишься?

Боюсь ли я Филина? Скорее, не хочу его видеть.

— Спасибо, — благодарю за первую часть фразы; вопрос игнорирую.

Майна уходит в одну сторону по коридору, я — в другую. Предстоит собрать вещи, затем выстирать, повесить и, если повезет, то высушить и вернуть на место. Впереди целый день, а ветер довольно сильный, так что велики шансы выполнить все пункты задания.

Гружу во дворе вещи в специально выделенную для «поездок» к реке тачку, когда из барака появляется Майна с охапкой постельного белья в руках.

— Филин велел тебе зайти к нему до ужина. Хочет с тобой побеседовать.

Напрягаюсь. Как чувствовала, что не хотела идти к нему прямо сейчас.

— Не сказал, о чем?

Майна фыркает, заправляет кудрявую прядь цвета горького шоколада за ухо. Потом беззлобно усмехается.

— Так Глава и станет передо мной отчитываться.

— И то верно, — бормочу.

А самой неспокойно.

— Да ты иди, — Майна снова воспринимает мою реакцию как страх. — Он вроде сегодня не злой.

— Схожу, — обещаю.

А куда я денусь?

* * *

Стирка, пополнение запасов воды в бочках во дворе, уборка мест общего пользования в бараке — день пролетает быстро. Никаких падений в обмороки, неожиданных вспышек перед глазами или видений из прошлого. Все как всегда, как было до моего падения с крыши — рутина, когда работают руки и можно отключить голову.

С напарницей за день перекидываемся от силы десятком фраз: «Помоги», «поддержи», «подай мне». На самом деле, Майна — хамелеон. Зная, что я не люблю пустой треп, со мной она немногословна. С Чайкой же способна болтать без умолку, ловко поддерживая беседу. Кто знает, что творится в голове этой женщины на самом деле. По крайней мере, мне она никогда не делала подлостей.

Белье и вправду высыхает очень быстро — яркое солнце при сильном ветре. Плотные вещи еще досыхают, а постельные принадлежности снимаем с веревок еще до того, как дежурные по кухне возвращаются с огорода, чтобы начать готовить ужин.

— Иди к Филину, — напоминает мне Майна, красноречиво указывая взглядом на простыню Главы, все еще болтающуюся на веревке и которую я до сих пор не успела снять.

Создается впечатление, что он чем-то припугнул Майну в случае, если она не сумеет донести до меня необходимость зайти к нему сегодня. Взрослый здоровый мужик, что мешает ему самому выйти во двор и сказать мне, что хочет поговорить?

А мешает ему то, что, выйди он ко мне, это сравняет его со мной, заставит снизойти, опуститься на мой уровень. Филину требуется ещё до разговора напомнить мне мое место.

— Иду, — отмахиваюсь. Что-что, а подгонять меня не нужно.

— Смотри, не пойдешь, то с нас обеих шкуру спустит, — не унимается Майна, лишний раз подтверждая, что Глава велел ей привести меня во что бы то ни стало.

— Иду, — повторяю, на этот раз уже откровенно огрызаясь.

Почему Майна стала настаивать именно сейчас? Сообщив мне утром о необходимости посетить главу, в течение дня она даже не вспоминала об этом. Теперь волнуется, будто время на исходе.

Или… Глава велел ей доставить меня в его «апартаменты» до того, как мужчины вернутся с рудника?

Продолжаю монотонно снимать с веревок высохшее белье. Пойти к Главе я пойду, у меня нет выбора, но и бросать неоконченную работу и бежать к нему сломя голову тоже не стану.

— Иди, глупая, — уже шипит в мою сторону Майна. — Он ясно сказал: до ужина.

Меня он, что ли, боится не успеть разделать к трапезе?

Ясное дело, оставляю возмущения при себе. Бросаю в таз последние снятые с веревки вещи, подхватываю его, прижимаю одной рукой к боку и покорно иду в барак.

* * *

В распоряжении Филина не только комната, как у остальных, но и так называемый кабинет — место, где он принимает посетителей. В его спальню (кто — для уборки, кто — для сексуальных утех) имеет доступ ограниченный круг лиц, и я в их число не вхожу. А в кабинете Главы мне уже приходилось бывать.

Полагаю, ранее это помещение и было кабинетом какой-то важной шишки из тех, кто долгие годы владел планетой. Сейчас оно похоже на музей: остались нетронутыми стол у окна, стулья с обеих сторон от него, стеллаж с забытой или никого не заинтересовавшей посудой и несовременной, даже по тем меркам, кофеваркой. Естественно, не рабочей без электричества, но гордо занимающей свое место на полке.

Стучусь. Получаю позволение войти и вхожу. В моих руках — таз с выстиранным постельным бельем Главы. Другие простыни и пододеяльник я занесла в комнату «холостяков» по дороге.

— Гагаааара, — неприятно растягивает мое птичье имя Филин, увидев меня на пороге. — Заждался, — по крайней мере, не сказал, что соскучился. — Проходи, садись.

Сам Глава восседает за столом. У его правого локтя лежит потрепанная бумажная книга — тоже остаток былой роскоши от бывших хозяев планеты.