Птицы

Ему предстал ярко освещенный лампами в фигурных плафонах коридор, пол которого был выложен дорогим паркетом, а стены обиты панелями темно-синего дерева.

Учитывая, что коридор тянулся на сотни футов вдаль, напрашивался вывод, что дом, в который Финч и Арабелла попали, был поистине огромным.

В нескольких шагах от двери комнаты располагалась лестница. Откуда-то снизу раздавалась громкая музыка, словно играл оркестр. Слышались голоса и смех. Будто бы кто-то танцевал. Кажется, там в самом разгаре был бал…

И тут Финч понял, куда они попали.

– Это Уэллесби, – сказал он, поглядев на Арабеллу. – Мы в особняке Уолшшей.

Мистер Эйсгроу был древним и неумолимым, как само время. Одни говорили, что ему сто лет, другие утверждали, что это если прибавить еще тысячу. Среди прислуги ходили слухи, что он жил в Уэллесби, когда никакого особняка здесь еще не было, а на его месте располагалась крошечная лачуга в глубине леса. Кто знает, правда ли это, но несомненно было то, что дворецкий походил на одну сплошную морщину, одетую в идеально сидящий черный костюм: будто пошитые из темноты под лестницей фрак, штаны, жилетку и галстук-бабочку.

В его комнате не было ровным счетом ничего, кроме большого зеркала-стойки в витой раме. Зеркало это выглядело таким же древним, как и его хозяин: рама в некоторых местах потрескалась, петли стойки покрывала ржавчина, а зеленоватое стекло по краям затянули паутинки патины.

Мистер Эйсгроу как раз стоял перед зеркалом, поправляя и без того идеально сидевшую бабочку. Закончив, он достал из жилетного кармашка часы, бросил на них подслеповатый взгляд (левый глаз старика был затянут серой поволокой) и с досадой отметил, что они отстают на полторы минуты. В вопросах услужения господам Уолшшам полторы минуты были весьма значительным отрезком времени. В Уэллесби за полторы минуты могла начаться и оборваться жизнь.

Дворецкий отстегнул цепочку и повесил часы на завиток рамы дрогнувшего от его прикосновения зеркала, полагая, что прекрасно обойдется и без них, – благо он чувствует время не хуже этого ненадежного механизма… Как только мистер Эйсгроу избавился от часов, что-то кольнуло в сердце, и он судорожно схватился за грудь. Боль была едва различимой и непродолжительной. Дворецкий глубоко вдохнул, недовольно поморщился своему отражению в зеркале. Отражение, удрученное не меньше хозяина, понимающе покивало в ответ.

Покинув свою комнату, мистер Эйсгроу направился по узкому коридору крыла для прислуги. Лампы на стенах горели тускло – их света хватало лишь на то, чтобы не споткнуться, но старый дворецкий прекрасно знал дорогу. Свет ему и вовсе не был нужен. Более того, яркий свет его раздражал, а этот – дрожащий, робкий – отбрасывал тени, которые расползались от дворецкого по полу и стенам, словно шевелящиеся щупальца. Что ж, сейчас он чувствовал себя собой.

Коридорчик вывел на лестницу, а та – на антресольный этаж. Мистер Эйсгроу вошел в одну из дверей. Здесь располагалась панель с едва ли не сотней колокольчиков, подведенных к сонеткам по всему дому. То и дело какой-то из них звонил, и сидящий перед панелью мужчина распределял слуг и горничных, которым следовало незамедлительно явиться на вызов кого-то из господ или их многочисленных гостей.

– Мистер Уорсли, – сказал дворецкий. – Из кабинета господина звонили?

– Нет, сэр.

– А из закрытых апартаментов на четвертом этаже гостевого крыла?

– Нет, сэр.

– Хорошо, мистер Уорсли, не буду вас отвлекать.

Дворецкий покинул Сигнальную комнату и вошел в соседнюю с ней.

Это было помещение Последних Приготовлений. В противоположном его конце располагалась дверь, ведущая непосредственно в бальный зал. Под раздающееся из-за нее громыхание оркестра часть присутствовавших здесь слуг сервировала и готовила блюда с угощениями к выносу в зал, другие ожидали отмашки, чтобы их, собственно, выносить. Воздух вонял от волнения и напряжения. Движения слуг были отточены и стремительны – здесь были собраны лучшие из лучших. И все же даже лучшие порой совершали ошибки…

– Мистер Килби! – проговорил дворецкий, едва шевельнув губами, но каждое его слово было услышано. – Вынесите в зал еще один поднос с червоягодами. И на этот раз сделайте это так, чтобы вас не было заметно. Я видел, как в прошлый раз одна из гостий повернула голову в вашу сторону. Это не должно повториться.

– Слушаюсь, сэр, – ответил немолодой лакей и потащил серебряное блюдо, на котором громоздилась пирамида пурпурных ягод, к двери. Блюдо было размером с небольшой стол, ягоды на нем выстроились в довольно шаткую конструкцию, которая при любом неосторожном движении могла развалиться. Мистеру Килби следовало занести это громадное блюдо в зал, следя, чтобы ни одна ягодка с него не упала, и сделать это совершенно бесшумно и незаметно. С подобным заданием непросто было бы справиться даже цирковым силачу, эквилибристу и фокуснику, но лакею предстояло совершить это в одиночку, и дворецкий был уверен, что он справится. Ведь в ином случае мистера Килби ждет расчет, после чего его вышвырнут из Уэллесби, не дожидаясь окончания снежной бури.