– Будет не слишком удобно, если вас здесь увидят, – сказал канцлер, недовольно глядя на гостя.
«Удобно», – поморщился Горан Корвиус. Эта жалкая личность рассуждает, оперируя понятиями «удобно» и «неудобно». Для Одноглазого это характеризовало его, как существо мелочное и мелкое. И все же сейчас он был нужен.
– Час настал, господин канцлер, – сказал Горан.
Кренчеллин впал в ступор. Неуместный визит мгновенно превратился для него в нечто, наподобие сообщения о выселении из-под теплого уютного одеяла в морозное утро.
– Как… Как настал? – выдавил он с трудом.
– Я уже отправляюсь, – сообщил Горан. – И зашел лишь убедиться, что все готово. Вы ведь помните, как важно, чтобы все было соблюдено до мельчайших деталей?
– Да-да, я помню, – пробормотал канцлер. Он выглядел слегка испуганным, хотя всячески и пытался это скрыть. Одноглазый не обманывался: Кренчеллин боится не его. «Дар Горана Корвиуса» никогда не вызывал трепета среди не-птиц, они считали его чем-то обыденным, вроде сводки новостей, а его услуги по предоставлению Пророчеств своего рода услугами почтальона.
– Вы же не пытаетесь отказаться от своего Пророчества? – спросил Одноглазый.
Канцлер Кренчеллин вскинул тревожный взгляд и пошел на попятную – буквально отступил на пару шажочков.
– Ну, вы понимаете… – начал он. – Все завертелось так быстро и… я не рассчитывал, что…
– Вы, верно, забыли ваши собственные слова, господин канцлер, – холодно произнес Горан. – Так я вам напомню. Вы сказали: «Я всегда буду ощущать, что моя должность – ненастоящая, пока рядом будет эта девчонка». И вы были правы. Влияние Шпигельрабераух слишком велико. Если оно и не превышает ваше, то равноценно ему.
– Да, все это так, но…
– Вы ведь хотели от нее избавиться, – напомнил Одноглазый. – Вам нужна была возможность сделать это чужими руками, и она вам предоставлена. В чем же дело?
Канцлер бросил испуганный взгляд за спину, где располагалась дверь кабинета. Из-за нее раздавались музыка, смех и пение. Праздник Снежной бури был в самом разгаре.
– Я не думал, что…
– Вы не думали, что это произойдет на самом деле? – презрительно бросил Горан. – Что
Толстяк-канцлер был слишком испуган, чтобы отвечать или спорить. Он боялся замарать ручки, боялся, что кто-то узнает о его причастности к гибели всеми любимой Клары Шпигельрабераух. На словах, когда все это оставалось в теории, он был не в пример более уверен и тверд. Что ж, трусливость этой подлой душонки не стала для Горана Корвиуса откровением, и она никак не влияла на дальнейшие события.
– Вы сделали то, что должны были? – спросил Одноглазый.
– Да.
Разумеется, он сделал. Ведь он и не подозревал, зачем все это было нужно.
Когда канцлеру сообщили, что от него требуется всего лишь распустить слух о том, что на Крайвенгроу пророк Одноглазый будет присутствовать на балу в человеческом поместье «Уэллесби», он и подумать не мог, что все это делалось, чтобы заманить Клару в ловушку. Но также он не догадывался о том, что это станет и его собственным концом: его нить незаметно ползла через паутину
Покинул пока еще канцлера Кренчеллина Горан Корвиус в приподнятом расположении духа. Все складывалось не просто наилучшим, а единственно-возможным образом. И образ этот не сулил врагам Одноглазого ничего хорошего…
Вагончик ехал довольно быстро. Горан Корвиус оценил людскую изобретательность. Люди, в отличие от не-птиц, не владели силами природы, они были способны лишь выживать, давным-давно растеряв все ключи и поводки от метелей, снега, ветров и туч. И они пытались заместить это хитрыми машинами и устройствами – такими, как железная дорога, проложенная в каменных трубах под землей, или еще более тонкими механизмами, вроде металлического человека, который управлял вагоном.