Птицы белые и черные

— Вот-вот, ты и Геннадия приучила ни к чему не стремиться! Ему на все наплевать — ничтожный болтун! Тряпка! Я его… Я ему морду набью!

— Перестань бесноваться, Валерий. Объясни по-человечески. Какие-то неприятности на работе?

— При чем тут работа, Лена? Я тебе о Геннадии говорю! — снова закричал Валерий Юрьевич.

— А что Геннадий? Доктором наук он не будет — это я могу твердо тебе сказать.

— А кем он будет? Лжецом? Вором?

— Ты действительно чокнулся. Каким вором?

— Каким?.. — начал было Валерий Юрьевич и тут же осекся, будто слова застряли у него в горле, даже замычал и головой замотал. Быстро открыл крышку бара, откупорил бутылку минеральной воды, налил полный фужер и торопливо выпил.

— Каким вором? — уже с тревогой переспросила мать. — Неужели он украл что-нибудь?

— Ладно, хватит, — резко ответил отец. — Слава богу, до этого пока не дошло…

— Я никогда тебя таким не видела, Валерий…

А с экрана телевизора гремело эстрадное шоу.

— Я сам себя никогда таким не видел, — несколько успокаиваясь, пробормотал Валерий Юрьевич, уходя к себе в кабинет.

Там он долго сидел за письменным столом, задумчиво глядя в темное окно и барабаня пальцами. Он слышал, как жена выключила телевизор, потом шумела вода в ванной, потом раздался стук в дверь и голос жены:

— Ты идешь спать?

— Нет! — нервно ответил Валерий Юрьевич. — Я поработаю.

Жена ушла в спальню, и в квартире наступила тишина.

Валерий Юрьевич достал рукопись из ящика стола, начал ее просматривать. Но мысли были о другом, и он отодвинул рукопись, вновь уставился в черное окно.

Раздался щелчок замка во входной двери, и Валерий Юрьевич вздрогнул, вышел в коридор, прошел в прихожую. Там раздевался Генка. Отец молча смотрел на сына тяжелым взглядом. Когда Генка повесил в стенной шкаф дубленку и сказал отцу: «Ты чего не спишь, пап?» — Валерий Юрьевич подошел к нему и сильно хлестнул ладонью по щеке. Голова Генки дернулась назад, глаза расширились от боли и обиды. Он даже слова не успел произнести, потому что отец повернулся и ушел в кабинет.

— …Ты почему снимать перестал? — спрашивал Мишку Сергей Матвеевич. — Вообще не появляешься?

— Аппарат разбил. А новый купить денег пока не хватает.

Они разговаривали в фотостудии. За столами при красноватом свете ламп трудились ребята. Одни печатали снимки, другие проявляли пленку.

— Хочешь, возьми пока мой, — сказал Сергей Матвеевич.

— Ну что вы… — смутился Мишка.

— Понимаю, со школьными аппаратами тебе работать неинтересно. — Сергей Матвеевич достал из стенного шкафа несколько простеньких дешевых аппаратов, повертел в руках, положил обратно.

— А вот мой. — Он ключом открыл ящик стола, вынул оттуда камеру, расстегнул футляр. — Возьми. Когда себе купишь, отдашь. Бери, бери, не тушуйся.

— Спасибо, Сергей Матвеевич.

— Другому бы не дал, а тебе надо снимать. — Сергей Матвеевич хлопнул его по плечу. — Жаль, кинокамеру украли… начал бы снимать.

…Пьесу играли современную. На сцене разговаривал Федор Семенович и артистка Тоня.

— Я тоже приятно разочарована, — говорила Тоня. — Если честно говорить, я думала — вы пустельга. А вы деловой, вам можно довериться. Славиным не увлекайтесь. Тут еще бабушка надвое сказала.

— Вы полагаете? — спрашивал Федор Семенович.

— Слишком, высовывается…

Зал слушал и смотрел в меру внимательно. А Мишка вертелся за кулисами и снимал. Выбирал то одну, то другую точку, примеривался, сощурившись, словно оценивал будущее изображение, и прикладывал аппарат к глазу, чуть сгибался. Раздавался слабый щелчок.

За кулисы вышел Федор Семенович, спросил шепотом:

— Как матушка?

— Температура тридцать восемь и три, хрипит, кашляет.

— Сегодня навестим ее. Сними-ка и меня… — Он принял картинную позу, огладил наклеенные бороду и усы.

— Так неинтересно. Лучше закурите. А я сниму.

— Ты что? Здесь нельзя.

— Тогда смотрите в зал, на зрителей.

— Зачем?

— Смотрите, как люди слушают. Разве вам неинтересно?

— Я столько раз за этим наблюдал… — вздохнул Федор Семенович, но все же стал смотреть в зал, и Мишка несколько раз щелкнул фотоаппаратом, сменив точки съемок.

— Мать меня не вспоминала? — будто между прочим спросил Федор Семенович.

— Нет.

— Врать необязательно, Михаил Владимирович.

— Приедете навещать — сами спросите…

— …Ну и что, так и будешь здесь сидеть?

— Так и буду.

— А ночевать где?

— Пока не знаю. Вчера в школе в котельной ночевал, а позавчера в спортобществе. Не бери в голову, Ань, что-нибудь и сегодня придумаю. У меня десятка есть, пойдем в кафе посидим?

— Подожди ты с кафе! — сердилась Аня, стоя перед Генкой, сидящим на лавке на берегу пруда. — Как ты дальше-то будешь? Жить где и вообще…

— Сообразим что-нибудь, — слабо улыбнулся Генка, но уверенности в голосе не было, да и весь вид его был жалковатый.

— Не дури, Генка. Ну хочешь, вместе к тебе пойдем?

— Меня по морде лупить будут, а я туда пойду? Сенк ю вери мач.

А над прудом опять весело светили гирлянды разноцветных лампочек, и гремела музыка, и парни, девушки и мальчики летели на коньках по льду.

— Ох, Генка, Генка, — покачала головой Аня. — Ну хочешь, пойдем ко мне?

— Да ну! — махнул рукой Генка.