Птицы белые и черные

— А этот? Часто приходил к вам. Бородач такой, художник. Кажется, Никитой звали?

— Нет.

— Неужели никто не навещает? Друзья все же…

— Мне никого не хочется видеть.

— Гм-гм, понятно… — несколько смутился Юрий Николаевич. — И что ты делаешь целыми днями?

— Ничего… — Она по-прежнему окаменело смотрела вперед, попросила после паузы: — Прикури мне, пожалуйста, сигарету.

Юрий Николаевич завозился, достал сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил и протянул сигарету Тане.

Она взяла, жадно затянулась. Голубая струя дыма ударилась в ветровое стекло.

— Ты могла бы устроиться на работу, — помолчав, сказал Юрий Николаевич.

— Администратором в гостиницу? А специальность свою я давно забыла. Да ведь я и не работала после университета.

— Необязательно администратором…

— А кем? Меня даже медсестрой в твою больницу не возьмут. — В ее голосе стали появляться нотки раздражения.

— Но ведь так жить тоже нельзя, Таня…

— А кто тебе сказал, что я живу? С того дня, как умер Павел, я позабыла, что такое — жить… Даже раньше. С тех пор, как болезнь стала убивать его. Это была уже не жизнь…

— Жизнь есть всегда жизнь, — с некоторой робостью возразил Юрий Николаевич.

Они проехали пост ГАИ на кольцевой дороге. Справа потянулись ряды бетонных коробок жилых микрорайонов с редкими пятнами светящихся окон. Проехали станцию метро.

— Останови здесь, пожалуйста, — попросил Юрий Николаевич.

— Я довезу тебя до больницы.

— Лишние хлопоты, — пробормотал Юрий Николаевич.

Они еще некоторое время кружили по темным пустым улицам, останавливались у светофоров, сворачивали направо и налево и, наконец, подъехали к высокому, ярко освещенному зданию больницы. Юрий Николаевич подхватил свой затрепанный медицинский саквояж и выбрался из машины.

— Прими снотворное и постарайся выспаться, — перед тем как захлопнуть дверцу, проговорил он. — С твоего позволения, завтра я к вам загляну.

— Хорошо, — ответила она. — Спасибо тебе.

— Две или четыре таблетки седуксена — и спать, — повторил он. — Больше не надо, плохо влияет на память.

— Я была бы счастлива, если б мне ее вовсе отшибло, — слабо улыбнулась она. Затем перевела скорость, нажала сцепление. Машина мягко тронулась. Она оглянулась назад. Невысокий толстый доктор, прихрамывая, шел к подъезду больницы, тяжело опираясь на палку. Д Виктор сладко спал на заднем сиденье. Свесившиеся вперед длинные волосы закрывали его лицо.

Она остановила машину, повернулась назад и осторожно, чтобы не разбудить сына, отодвинула волосы и долго смотрела на его лицо с закрытыми глазами.

…Они приехали домой, поднялись в свою квартиру на шестом этаже, оставив машину у подъезда. Квартира была трехкомнатная, с большим холлом-прихожей и просторной кухней.

— Чаю не хочешь? — спросила Татьяна.

— Спать хочу, — буркнул в ответ Виктор и ушел в свою комнату, закрыв на ключ дверь.

Она пошла на кухню, зажгла конфорку на плите, налила воды в чайник, поставила на огонь. Затем насыпала в джезв несколько ложек молотого кофе, сахара. Устало опустилась на стул, подперла кулаком щеку. Взгляд медленно блуждал по кухне, ни на чем не останавливаясь. Медные и мельхиоровые подносы, два старых тульских самовара, ряды гжельской посуды, целая ватага пыльных бутылок с иностранными и отечественными этикетками, старинные гравюры, изображающие самые разные мосты через реки и горные ущелья, гора грязной посуды в мойке, апельсиновые корки на полу. У двери на широкой низкой скамейке две большие миски: одна с водой, другая с остатками каши и мясного фарша. Взгляд Татьяны остановился на этих мисках. Она резко встала, выбросила остатки каши и мяса в мусорное ведро, тщательно вымыла миски. Потом заварила кофе, налила в чашечку, вновь присела у стола, закурила. Затолкала ногой под кухонный стол апельсиновую кожуру, хлебные корки, осколки яичной скорлупы.

Громко стучали ходики. Татьяна курила, прихлебывала из чашечки горячий кофе. Вдруг резко поднялась и стремительно пошла в комнату, включила свет. Множество вещей в беспорядке разбросаны на диване, креслах, столе. Дверцы платяного шкафа-стенки распахнуты, на полу раскиданы чулки, раскрытые журналы, на журнальном столике несколько чашечек из желтой китайской глины с засохшими остатками кофе. Татьяна выдвигала один за другим ящики большого письменного стола, что-то лихорадочно искала и не могла найти. Выбрасывала на пол и на стол распечатанные старые конверты с письмами, поздравительные открытки, записки с телефонами.

Потом она открыла створку настенного книжного шкафа и наконец нашла то, что искала, — большую цветную коробку, полную фотографий.

Она принесла фотографии на кухню, вывалила из коробки на стол, села, закурила, отхлебнула кофе и стала перебирать фотографии, отбрасывая одни и подолгу задерживая взгляд на других.

…Вот она еще маленькая девочка, в коротком школьном платьице, с двумя огромными белыми бантами на голове. Как тут она похожа на Виктора!