Я явственно представила, как несу щегленка в ладонях домой. Нафантазировала целую историю: буду его выкармливать, пока он по-настоящему не оперится. Устрою ему в своем кабинете укрытие с ветками и алюминиевым подносом – купальней. Буду кормить его с зубочистки едой для птенцов. Сплету благоухающее гнездо из коры, скачаю с iTunes пение щеглов и буду включать его потихоньку, чтобы птица не забывала о своих корнях. А когда она подрастет, выпущу на волю. По этому случаю мой муж составит плей-лист «Иду на взлет».
От этих грез меня пробудил слабый писк. Птенчик научился подавать голос. Это было тихое крещендо, выражавшее панику.
Я хотела спасти птенца, но музыкант воспротивился. Музыкант сказал, что мы не вправе вмешиваться в его судьбу. Негоже идти на риск, который может превратить дикую птицу в вольерную. Если бы мы ранили птицу, другое дело – нам полагалось бы загладить содеянное, но тут мы ни при чем. Он сказал, что все птенцы сталкиваются с опасностями, где бы они ни жили – в городе или в дикой природе. Он произнес слова «выживание наиболее приспособленных» – мол, да, грустно, но что толку впадать в сентиментальность по этому поводу.
Слово «сентиментальность» на меня подействовало. Мне не хотелось, чтобы меня сочли чувствительной особой или, боже упаси, бабой. И вообще, что я взвалила бы на себя, если бы начала спасать животных? Согласилась бы связать с реабилитацией диких животных всё свое будущее?
У меня когда-то были знакомые, питавшие к животным что-то вроде необузданной любви, и это была любовь-страдание, любовь – изнурительный труд. («На Земле каждый день – минное поле из трагедий, происходящих с животными», – пишет Меган Даум.) Любовь к животным много чему мешает в жизни.
Я решила положиться на мнение музыканта – то ли потому, что оно верное, то ли потому, что мне это было удобно. Согласилась не трогать птенца. Мой мозг понял логику музыканта, хотя сердце мое бунтовало.
Одна из моих любимых книг с картинками – «Ничья вещь» Шона Тана[30]
. История разворачивается на фоне постиндустриального ландшафта. Мальчик находит на пляже странное существо и решает найти ему дом в мире, где все полагают, что заботы о таких существах – дело десятое.В этой истории сквозит глубокая печаль по всему брошенному. По одну сторону – суровый, с четкими эргономическими контурами мир, а по другую – мальчик, настолько неторопливый и мягкосердечный, чтобы суметь заметить существо, которое потерялось. (Мальчик коллекционирует крышки от бутылок, так что привык прочесывать городские задворки и обочины.)
Обнаруживается, что «ничья вещь», это заблудившееся существо, – в каком-то смысле ворота между мирами. Дверь, за которой мальчик встречает других потерявшихся существ, с которыми иначе вряд ли познакомился. Эта история показывает, что в суровом мире, где все органы чувств перегружены, нелегко смотреть вокруг мечтательно и нежно. Но в то же время доказывает, что в мечтательном взгляде есть свои плюсы.
«Если вы заподозрили, что птенец выпал из гнезда слишком рано, можете попробовать вернуть его в гнездо. Если гнездо разрушено или до него невозможно добраться, вы можете заменить его корзинкой (в таких продают клубнику), или маленькой коробкой: выстелите ее бумажными носовыми платками и повесьте на ветку рядом с местом, где, по вашим предположениям, находится гнездо.
Обоняние у птиц развито плохо, а родительский инстинкт очень силен, следовательно, птицы обычно продолжают заботиться о таких птенцах».
О чем вы сожалеете? Я сожалею о случаях, когда поступала слишком рассудочно или, наоборот, слишком поддавалась эмоциям. Сожалею о случаях, когда почему-то казалось, что лучше держаться позади и не лезть на рожон. Жалею, как и писатель Джордж Сондерс, о том, что когда-то реагировала вяло и несмело, о случаях, когда «живое существо было рядом, передо мной, и страдало, а я среагировал… как человек благоразумный. Сдержанно. Вежливо». Сожалею о случаях, когда полагалась на советы других, даже если уже интуитивно сама понимала, что надо делать. Сожалею о том, что во мне прорывается какая-то почтительность к мнению других, страх проявить сентиментальность. Жаль, что мной не так уж решительно руководят порывы, нахальство, инстинкты.
Сожалею, что не очень-то умею прятать свою врожденную искренность за завесой ироничного и соленого остроумия. Жалею, что наука – не капитан моего корабля.
Английское слово
В целом я не причисляю себя к плаксам и нытикам, но могу понять, какое потенциальное наслаждение – плакать и ныть.