Вскоре после пятнадцатой годовщины свадьбы я попросила мужа составить плей-лист из песен о тех, кто блуждает и скитается. Мне требовались идеи. Мы иногда забавляемся такой игрой – что-то вроде эстафеты диджеев. Я выбираю песню, а он – другую, связанную с ней на уровне текста. Задача – сплести из песен цепочку без недостающих звеньев. Я выбрала первую песню – «The Littlest Birds» Джоли Холланд и передала эстафету мужу. Вот его плей-лист:
Вуди Гатри «Blowing Down That Old Dusty Road»,
группа Allman Brothers, «Ramblin’ Man»,
Дион, «The Wanderer»,
группа Rare Earth, «Born to Wander»,
Боб Дилан, «Walkin’ Down the Line»,
Фэтс Домино, «I’m walkin’»,
Стив Мартин, «Ramblin’ Guy»,
Роджер Миллер «King of the Road».
Пора расцвета наступила для моей матери в пятьдесят пять лет, когда они с отцом окончательно расстались. K тому времени я съехала от родителей, и больше некому не было удерживать их от ссор по любому поводу. (Их последняя супружеская ссора касалась раскладного мягкого кресла.) Мама исследовала город с новыми друзьями, расцвела в качестве светской дамы. На какое-то время ярость и склонность к спорам испарились, она обрела спокойствие, которого я никогда раньше за ней не замечала. Она курила траву в квартале Кенсингтон-Маркет и ходила на опен-эйры.
Отец кочевал с квартиры на квартиру, пока, наконец, не обосновался в двух кварталах от матери. После краткого прилива счастья он приуныл, потому что у него диагностировали рак, а потом обнаружили аневризму брюшной аорты. Он слабел, меж тем как мать прочно укоренилась в городе и окрепла.
Впервые переселившись в собственную квартиру, она взяла с собой мешок декоративных камешков для сада. Я обнаружила, что эти камни были сложены горкой в керамической чаше у входной двери. Камни для перемены мест. Камни для каждой новой вещи, которой ей пришлось выучиться. Камни для решительности. Камни для целеустремленности. Камни для стойкости. Камни для любви. Камни для красоты каждого дня.
Иногда, заходя в гости, я брала несколько камешков и носила их в кармане.
Мать отказалась быть кому бы то ни было нянькой, вызывающе отринула заботливость, отказалась потакать желаниям других. Я подставила плечо, заняла вакансию, которую она освободила, и обнаружила, что к таким занятиям у меня талант. Но инстинктивная услужливость в женщинах так никогда и не отмирает окончательно. И моя мать никогда не ходит с пустыми руками. Недавно явилась к нам на ужин с тремя гигантскими упаковками кукурузных чипсов. Для отца был припасен мешок с электролампочками.
Спустя двадцать пять лет после расставания мои родители почти что сдружились – настолько, насколько вообще на это способны. Они не снисходят до традиционных проявлений нежности или утешений, но в удачные дни, в веселом обществе любимых внуков, а также когда они порознь категорично жалуются на то, как их обидели, я подмечаю мягкосердечие, которое не могу назвать иначе, как взаимопониманием.
Они понимают, что их обоих надломило детство, что оба выросли с чувством нехватки чего-то, что они принимали за финансы, но на деле было недостачей ласки, эмоциональной поддержки. Они понимают, что оба предпочли жить и стареть в одиночку и что моя мать смотрит на свое старение под прагматичным девизом «заботься о себе сам» (складывает в кладовку, которую отец в шутку прозвал «универмаг „Хэрродс“, запас „одежды для лиц старшего возраста“» – всякие там брюки на резинке и шерстяные кофты с широкими рукавами). Они живут этим взаимопониманием. Оно – мост между ними, двумя иммигрантами, прибывшими в третью страну, с которой их ничто не связывало. В удачные дни это взаимопонимание кристаллизуется в своего рода любовь. От матери я унаследовала чувство юмора, порой на грани черного юмора, и независимость. От отца – любознательный интерес к миру и мечту об уединении.
В давние-давние времена я обитала в странном, промозглом закоулке вселенной. Даже не догадывалась, что невротическая картина мира, существовавшая у меня всё то время, – лишь один из возможных ракурсов. Я с этой картиной сжилась. Потом пришел мой будущий муж, распахнул окна и двери, вытолкнул меня наружу.
Я выбралась из закоулка так, словно шла по тропе за бёрдером: отставая на полшага, глядя туда, куда глядит он, слыша то, что слышит он, замечая то, чего никогда раньше не замечала. А когда мы дошли до конца, оглянулась, осознавая, как решительно, как преданно вел меня сквозь леса мой проводник.