Птицы перелётные

Елена Борисовна суетилась на кухне, и столу, накрытому мамой Дрона, позавидовала бы любая советская свадьба. Свадьба… Её, видно, не придётся сыграть Андрюхе в Москве, хотя случился у него всё-таки роман, о котором так мечтала матушка Дрона. Как-то долго и слишком усердно играл он на своих гитарах, как-то не получалось, ну не получалось её Андрюше порхать от одной девчонки к другой, что-то мешало ему с лёгкостью знакомиться и заводить ни к чему не обязывающие отношения. Вместо того чтобы бежать на свидание, он с упорством играл на гитаре и что-то там придумывал. Ей нравились его друзья: и Серёжа Ерохин, и Шура, и Болото. Она даже пару раз ходила на их выступления. «Птицы»… Недолго вы полетали, недолго попели. Андрей – так тот уже через полтора года ушёл из ансамбля. Елене Борисовне было искренне жаль, что они чего-то не поделили. Она не понимала желания Андрея играть более жёсткую музыку. Какую ещё жёсткую?! У «Птиц» всё так складно получалось! Серёжа так здорово пел, и он такой красавчик – девчонки сходили по нему с ума. Конечно, образования ему не хватало, и это, судя по всему, сильно мешало строить дружеские отношения с ребятами. В конце концов он подался в профессионалы. Но это было уже после ухода Андрея в ансамбль «Половцы». Какое славное было время… Маленькие мальчики, которые сами ещё нуждались в опеке, делали свои первые шаги, совершали первые мужские поступки. А какой замечательный парнишка – Болотце!.. Почему-то не хотелось звать его по имени. С какой легкостью ей удавалось разговорить его и выведать все их тайны: и музыкальные, и сердечные. В сердечных она, конечно, разбиралась лучше, но Игорёк и про ансамбль ей рассказывал подробно. Во всяком случае, она видела, как Болотце переживал «развод» «Птиц» и уход сына к «Половцам». Она сумела провести нужную политико-воспитательную работу, в итоге ребята не переругались друг с другом, идут по жизни рядом. Её Дрончик – а все признают за ним стратегический талант – «прокладывает лыжню», по которой тот же Игорёк со значительно меньшими потерями устремляется вперёд по жизни.

Правильная ли это дорога? Кто ж знает? Вот её сын заканчивал свой юрфак практически заочно, работая в профессиональном ансамбле Москонцерта. Они туда всеми «половцами» перешли. Их новый шеф через каких-то своих влиятельных дружков сумел их отмазать от армии и добился того, чтобы они заочно заканчивали свои университеты. Пригодятся ли им дипломы? Жизнь покажет. Андрюше-то уж точно не пригодится. Но что теперь об этом говорить?..

Как она просмотрела зарождающееся в сыне желание уехать из страны? Рок-н-ролл… Ни черта она в этом не понимает! Почему его нельзя играть у нас? Почему, почему? А почему о Сальвадоре Дали нельзя писать и говорить? Они, эти фанатики-коммунисты, совсем обалдели со своим стремлением «не пущать»…

А там, куда он едет, всё, что ли, гладко? Что-то не верится. Быть первым там – ох, как будет нелегко. А кто поддержит? Кому поплакаться, если что-то пойдёт не так? Боже мой, как же она не связала его желание изучать английский с возможным отъездом?! А что бы она могла сделать? Поговорить? Разрыдаться? В конце концов, он взрослый парень и сам должен решать свою судьбу. А она… А она будет ждать, писать письма и бегать на переговорный пункт, чтобы услышать его голос по телефону. А это, наверное, дорого, не очень-то и поговоришь. Что ж, ждать – это судьба русской бабы. А может, что-то изменится и спадёт пелена с глаз наших мудрых и всезнающих лидеров?

Вчера она говорила с Болотцем. Вот тоже дуралей. Сказал, что завидует Андрею, его решительности и верности детской мечте – играть рок-н-ролл. Бедный мальчик… Он почти плакал, когда говорил, что у него не хватит сил вот так, как Андрюха, поломать свою жизнь и начать новый отсчёт. Наверное, говорил Болотце, он не так любит их музыку и поэтому не сможет перешагнуть через любовь к близким и уехать из своей, пусть такой-растакой, но родной страны. Пока (смешной!) не может. А вот Андрей может. И она не знала, гордиться ли ей сыном или ругать последними словами. Да, он поступил благородно, уволившись из Москонцерта, чтобы не пострадали коллеги, «проявлявшие халатную близорукость». Он подумал обо всех… Кроме неё. И что теперь ей делать? С кем делить это горе? Мужа нет… Он тоже эмигрировал. На тот свет.

Эх, Андрюша, Андрюша! Твою музыку притесняли… Ещё обидно становилось за притеснение евреев, и ты вспоминал, что в тебе тоже журчит эта самая кровь. Ну журчит – и что с того? Так ведь от сложностей человек становится более стойким; сталь же тоже закаляют! Работал бы и работал в своём Москонцерте, ездил бы за границу, зарабатывал бы приличные деньги, а ты их и вправду много имел. Виданное ли дело, в двадцать с небольшим на заработанные самостоятельно средства купил «Жигули»!