Птицы перелётные

Так я в один день узнал о существовании двух знаковых ленинградских групп, и в одну из них меня даже позвали играть. Я промолчал, и мне дали пару дней обдумать заманчивое предложение.

Я стал с интересом слушать, точно старых добрых друзей, записи «секретовцев». И они мне большей частью нравились: ребята понимали, о чём поют, и не пытались доказать всему миру, что они нечеловечески круты. Меня даже не ломало, что они копируют манеру поведения и одёжку у «битлов». Даже название ребята скоммуниздили с песни Леннона – Маккaртни. Помните: «Listen, Do You Want To Know A Secret?»

Ребята успешно творили, производя отменный песенный продукт. А потом однажды Макс Леонидов решил уехать в Израиль искать своё счастье на исторической родине. Вскоре и Коля Фоменко решил попробовать себя на ТВ. Но это было позже… А пока, после отъезда Макса, осколки «Секрета» и я встретились где-то на гастролях. Мы решили провести свободный вечерок, который так редко выпадает музыкантам, вместе – попеть и повыпивать. Я кормился тогда уже на вольных хлебах и не был связан никакими отношениями с музыкантами. Кто-то предложил сыграть шлягеры вместе и посмотреть, что из этого получится.

– Ребята, придумайте что-нибудь вместе, «Секрет» и Слава, – сказал мой директор, – и мы сделаем сумасшедший тур!

Я, имея большой опыт работы в ВИА, быстро спел вокальные партии Леонидова и сыграл вторую гитару. С моими песнями было сложнее: надо было замещать большее количество музыкантов, и неплохих музыкантов! С наскока качества не получилось, и идею отложили в долгий ящик, где она так и заплесневела…

А годы шли своим чередом.

Недавно мне прислали стихотворение молодого поэта Григория Макарова – о Москве, Питере и любви. Автор сумел очень точно попасть в моё ощущение Невы и Фонтанки, дал мне вдохнуть аромат питерских кафешек, сдержанно описал московский Арбат. Я настроился на волну Григория и написал песню «Здравствуй и прощай». И вдруг мне показалось, что такую песню могли бы написать Макс с Колей, Андреем и Лёшей. И мне захотелось, чтобы «Секрет» спел нашу с Гришей новую песню. А впереди как раз маячил мой юбилей, и я пригласил ребят поучаствовать в нём. Они дали добро, но от «Здравствуй и прощай» отказались, согласившись спеть проверенную «Мозаику». Мы договорились, что я прилечу в Питер и мы срепетируем мой шлягер. Но опять что-то не срослось, и я сам спел «Мозаику».

Вот и вышло так, что «Здравствуй и прощай» я записал, не прибегая к помощи посторонних подпевочников.

А может, права пословица «что Бог ни делает, всё к лучшему»?

11. Зима-зима

В своих воспоминаниях и различных интервью я утверждал, что с момента моего прихода на профессиональную сцену и до знакомства с Павлом Хмарой, с которым мы в 79-м году написали «200 лет», мной не было придумано значимых для меня песен. «Свет мой ясный», которую я сочинил на стихи Семёна Каминского, явилась скорее исключением, подтверждающим правило. И я решил разобраться, а что же это было за правило? Я же резко не разучился придумывать мотивчики к текстам, которые предлагали мне поэты, приходившие на репетиции «Весёлых ребят» и «Голубых гитар»! Кроме того, эти молодые ребята были более опытными в создании песен, чем Плаксин, Кеслер, да и я, которые писали тексты для «Ребят» и «Мозаики». Мысль, что в неволе «соловью песни не поются», я, пожалуй, откину, так как тот же «соловей» в последние годы службы в «Пламени» написал много песен, за которые ему не было стыдно впоследствии. Думаю, что ответ лежит чуть в иной плоскости.

Когда я играл, пел и сочинял в самодеятельности, я, срепетировав новую песню, едва ли не сразу же мог её «пощупать» – показать зрителю на выступлении группы. И это меня стимулировало к созданию новых и новых «шедевров». А в первые годы работы на профессиональной сцене увидеть свою песню в «сброшюрованном» виде мне было не дано. Никто из худруков не поощрял моё сочинительство, а студий, где песню можно было бы записать, чтобы затем отнести на радио и телевидение, я не знал. Правда, одну из песен – «Наташку» – мы пели в «Голубых гитарах». Семён Каминский по просьбе И. Гранова написал новый текст, но этот новый стишок был «без яиц», что ли. Не цепляла песня с другим текстом так же, как старая, самодеятельная. Короче, сейчас мне жаль, что я изменил Плаксину и старому тексту в тот раз, но, наверное, мне очень хотелось петь свои песни в концерте… Впрочем, что значит «наверное»?! Очень хотелось!

А вскоре появились «200 лет», «Расставайтесь любя», «Баллада о жеребёнке», а главное – начал подпирать возраст, и я понял, что «промедление смерти подобно». Правда, это задолго до меня понял Ильич, но об этом как-нибудь потом.