Птицы перелётные

В общем, я начал предпринимать разные шаги, чтобы сделать себе какое-никакое, но имя. И со старыми и новыми песнями, подпоясавшись гитарой, я отправился на радио и телевидение штурмовать редакторские бастионы. А в ансамбле… А в ансамбле я отчаянно блефовал, говоря С. Березину, нашему худруку в «Пламени», что уйду из ВИА, если мне не дадут петь свои песни. И Сержага повёлся – таки позволил петь и «200 лет», и «Красивые глаза», и «На Одере». Думаю, что мой удельный вес в коллективе вырос в те годы, раз мне позволено было капризничать. И вот в этот момент у меня снова возник стимул к сочинительству.

Появились и новые соавторы, которые меня подбивали свалить из «Пламени». В частности, Юрий Клебанов («Кафе “Саквояж”», «Музыкальный автомат», «Соковыжималка») нашёл группу под названием «Тандем» и филармонию, куда нас готовы были взять, и отчаянно уговаривал уволиться из «Пламени». Но я был уже стреляным воробьём, и перспектива работать по кацапетовкам меня не радовала. А ещё Юра договаривался о встречах с именитыми певцами, которым я пел наши общие песни. Их, правда, никто покупать не хотел, но мы отчаянно суетились. А Ирина Понаровская, которая была соседкой Клебанова по дому, спела всё-таки одну из наших песен, но о её существовании не помнит не только советский зритель, но и я – непутёвый отец этого творения. А ещё помню, что Ире нравилось, как я пел нашу с Клебановым балладу, начинавшуюся словами:

Память мою вели на расстрел
Тихим осенним днём…

В припеве я дико орал: «Залп!!! И растерянно на траве письма твои лежат!»

«Залп!» – орал я отчаянно, и если вспомнить, что «Любэ» ещё не спели «Атас», то мы делали новый шаг в песенном искусстве. Но у Иры так самозабвенно орать не получалось, и песня как-то умерла, не успев толком родиться.

Приблизительно в это же время (я думаю, это был сезон 82-83-го годов) Михаил Танич рекомендует меня В. Шаинскому, чтобы я озвучил какого-то пионера в одном из его мультиков или детских фильмов. Я приехал на «Мосфильм» и спел песенку Владимира Яковлевича. Меня забраковали, сказав, что в моём прочтении пионер получился сильно выпивающим и прокурившим свой голос.

Однако судьба меня не зря привела в тот день на киностудию. В конце звукозаписи ко мне подошёл парень, представившийся как зам главного музыкального редактора «Мосфильма».

– Александр Костин, – представился мой новый знакомый. – Мне нравится, как ты поёшь, а ещё мне сказали, что ты пишешь неплохие песни. Я балуюсь стишками, давай попробуем что-нибудь вместе написать. Если получится что-либо приличное – с меня студия!

– А с меня бутылка, – ответил я, пожимая ему руку.

– Замётано.

Уже через пару дней Саша мне позвонил и попросил записать его новую песню. Я, понимая, что от моей дружбы с Александром зависит возможность писаться на одной из лучших студий страны, рванул на «Мосфильм». Качественно сделали то, что Костин сочинил с неизвестным мне композитором. Получилась крепко скроенная и добротно спетая песня. (Сегодня влез в интернет, пытаясь найти, что же я тогда записал. Но ничего выяснить я не сумел… И вообще про Сашу в Сети крайне мало информации. Есть несколько вариантов песни «Зима-зима», «Флюгер» Муромова и, по-моему, пара песен с Сергеем Коржуковым. После смерти Александра Костина (даже не знаю, кем его назвать – поэтом, замом редактора) ни жёны, ни его сын – никто не удосужился помянуть его в Сети. Жаль!) А тогда…

На записи Саша торжественно вручил мне свои стихи, и дней через пять по телефону я ему спел «Сочи» и «Старинный корабль». К тому времени я подружился с музыкантами Сергеем Соколовым (клавишник, аранжировки), Лёшей Колодием (барабаны) и гитаристом Костей Лапшиным. Они назывались «Дубль-1». Сергей Соколов согласился всё это сыграть, если ему дадут возможность записать свою песню с его женой, певицей Леной Соколовой. Костин согласился при условии, что песня будет на его стихи и это будет дуэт со мной. И появилась песня «Встреча» (так она называлась в исполнении А. Вески, а в магнитоальбоме Малежика «Саквояж» 1984/85 годов – «Где наши сойдутся пути»). Все песни были записаны, а «Сочи» даже пели в ресторанах на побережье. Потом она встречалась в каких-то фильмах. Ну, в общем, была у неё нормальная судьба.

Но Саше этого успеха было мало! Он отдал песню «Сочи» Анне Вески, и она, превратившись в «Таллинн» с двумя «л» и двумя «н», прозвучала в «Утренней почте». Чуть позже была показана и «Встреча», ставшая сольной песней Анны. Я злился и глумился над строчкой «Таллинн – ласковое море». На Костина я напрягся, но потом решил, что я таких «Таллиннов» сколько хочешь сочиню.

«Зима-зима» стала последним произведением, которое мы написали совместно с Сашей. Причём у меня оставались всего два его стихотворения, которые я не переложил бы в песни. И я (а это был мой первый подобный опыт), взяв запевы из первого стиха, пришпандорил к ним припев из второго. Позвонил Костину, спел.