Птицы Великого леса

Ежи помотал головой, не поднимая глаз. Некоторое время они ещё постояли, держась за руки, но скоро стали замерзать. Пора было отправляться в путь. Ежи сел обратно в сани, взял поводья.

Горица коснулась его плеча.

– Так что? – с надеждой повторила она.

– Я теперь навсегда такой. Ведьма не знает, как это лечить.

– И?..

Она не могла найти подходящих слов, и Ежи тоже.

– Что же нам теперь делать?

Сани тронулись. Снег всё ещё лежал на дороге, и можно было пока не менять их на повозку. Но скоро наступит весна. Должна была наступить весна.

Лошадь везла их медленно, понуро опустив голову, и Ежи не думал её торопить. Он устал. Он не знал, куда стоит отправиться. Но руки его будто по собственной воле потянули поводья, заставляя лошадь повернуть на перекрёстке направо, к Модре, к рдзенской границе. Он не смел произнести вслух то, о чём теперь постоянно думал.

В старгородских землях до сих пор жили рдзенцы, и Ежи чувствовал себя почти как дома.

Они остановились на постоялом дворе у дороги. Хозяин сначала покосился с неодобрением, но, признав в них рдзенцев, стал куда радушнее.

Ужинали молча. Горица время от времени откладывала ложку, пыталась заговорить, но не произносила ни слова. Раньше Ежи никогда не видел мать настолько нерешительной. Всегда ему казалось, что она знает, как поступить и что сказать. Ни одна даже самая злоязычная совинская сплетница не могла уязвить Горицу, как бы ни пыталась. Ни один мальчишка не смел обидеть Милоша или Ежи у неё на глазах. Даже ворчливому, вспыльчивому Стжежимиру она порой могла дать достойный отпор. А теперь молчала.

Ежи, напротив, было настолько радостно и легко, что приходилось скрывать собственное счастье. Он не должен был радоваться, он не имел на то права. Но кровь кипела бурно, и с трудом удавалось усидеть на месте. Так ли чувствовал себя Милош, когда испил золотую воду из фарадальского чуда? Было ли знакомо это счастье лесной ведьме? Ежи вдруг стало любопытно, что бы он испытал, если бы испил Дарину до конца, опустошил её досуха? Ох, сколько, верно, в ней было силы.

Он замер с ложкой у самого рта. Откуда эти мысли? Ему ли они принадлежали?

Ежи оглянулся воровато, виновато, точно люди вокруг могли догадаться, о чём он думал.

Пшённая каша была доедена, а молоко допито, но Ежи и Горица долго сидели в зале, пока к ним не подошла хозяйка двора.

– Откуда путь держите? – спросила она, подсаживаясь.

– Работу искали, – Горица накрыла ладонью руку сына, намекая ему, что лучше она будет говорить. – Мы всё потеряли в Совине после пожара, не знаем, куда податься.

– Ох, не говори. Сколько наших на восток двинулось, – согласилась хозяйка. Говор у неё был рдзенский, родной. – Только вряд ли хорошую жизнь среди этих нечестивцев найдёшь. Мы с мужем давно хотим уехать, да только жаба душит тут все бросить. Это наш дом, моей семьи. Рдзенская это земля, какой бы князь в Старгороде ни сидел.

– Так вы тут ещё до войны жили? – догадалась Горица.

– О да, ещё до Трёх холмов, – кивнула хозяйка. – Тогда тут ратиславцы и показаться не смели. – Она стрельнула глазами в сторону, туда, где за столом сидел купец со златоборскими знаками на рукавах.

– Я бы всё отдала, чтобы вернуться домой, – вздохнула Горица. – Только куда? Нет больше нашего дома.

Хозяйка хотела добавить что-то ещё, но вдруг с улицы раздался лай, и кто-то задул в охотничий рожок. Топот копыт прозвучал как набат. Все в зале подскочили на ноги.

– Создатель, храни нас, – Горица осенила себя священным знамением.

Они не знали ещё, что случилось, но уже почуяли беду.

Ежи перекинул суму с драгоценностями через плечо, чтобы, если пришлось бежать, не потерять её.

Распахнулась дверь, влетел растрёпанный мужик в синем жупане.

– Старгород рдзенский! Рдзенский! Эй, хозяин, пляши! В Старгороде рдзенский князь.

Следом за ним в зал завалились ещё шестеро парней, все при оружии.

Ратиславский купец вытащил нож. Из-за другого стола поднялась его охрана. Хозяин двора вышел из-за стойки, держа в руках топорик.

– Не в моём доме, – предупредил он.

Ежи и Горица вместе попятились к стене.

– Ты, хозяин, больше не привечай у себя ратиславцев, – криво улыбнулся мужик в синем жупане. – Старгород теперь наш, рдзенский. И надо резать ратиславцев, как бешеных собак. Таков указ.

– Ты что мелешь, сука? – воскликнул ратиславский купец. – Старгород поклялся Великому князю Ярополку, а теперь и его сыну.

– Закрой пасть, псина! – взвизгнул мужик. – Рдзенский Старгород, рдзенский. Наш, как и всегда был. Ярополк мёртв, и князь Влоджемиж сам поклялся королю Властимиру. И вас, тварей, теперь погонят отсюда поганой метлой. Наша это земля!

– Ах ты! – купец первым бросился в бой.

– Хватит! – завизжала хозяйка.

Ежи и Горица спрятались под столом. Хрип и крик, стон и топот, и удары, удары. Они слышали, как резали плоть, как ломали человеческие кости. Они хватались друг за друга, пытаясь спрятаться от страха. Вся храбрость Ежи куда-то пропала разом. Он молился Создателю, прижимаясь к матери.

Всё кончилось быстро.

Глухая тишина воцарилась вокруг. Но вот застучали тяжёлые сапоги по деревянному полу.