Птицы Великого леса

– К лефему твоего Сосдателя! – гаркнула старуха. – С фем явился?

Ежи опешил от её крика, замялся. Всё время в пути он ломал голову, пытался придумать, как лучше заговорить со Здиславой, как обвинить её в содеянном, рассказать о погибшей Весе, о заражённом городе, о тьме, что чуть не убила волхва, но так и не придумал ничего путного. Просто спросил:

– Что ты со мной сделала?

Ведьма сощурила подслеповатые глаза, разглядывая его. Морщинистое лицо её вдруг вытянулось, беззубый рот раскрылся.

– Вот как…

– Что? Что как?

Здислава запахнула платок на груди плотнее, скривила губы.

– Я не думала, что так выйдет, пусторофдённый. Не думала, что тебя это исменит.

Губы у Ежи задрожали. Он зашатался, точно в него ударила молния. Мир вокруг расплылся.

– Не думала? Не думала?!

Он сорвался с места, взлетел по ступеням на крыльцо, руками схватил ведьму за шиворот, толкнул в стену.

– Люди погибли! Веся погибла, Веся! Я теперь какой-то урод, а ты не думала, старая карга?!

Испуг отразился в бледных глазах, дёрнулись обвисшие щёки. На короткий миг Здислава испугалась, только на миг. Тьма изнутри потянулась к ведьме и отпрянула прочь.

Здислава была черна, пуста, почти как он. Золото и смола перемешались в ней так густо, что нельзя было их различить. И Ежи не захотелось пробовать её чары на вкус. Они пахли гнилью.

Но он мог её убить, собственными руками задушить. Ежи занёс руку для удара, и вдруг спину обожгло. Он закричал, упал как подкошенный, а ведьма захохотала:

– Моя девоска меня зафифает от нефеланных гостей. Тебя, пусторофдённый, я не свала.

Распластавшись у ног ведьмы, Ежи оглянулся через плечо. Он попытался разглядеть свою спину, понять, действительно ли она горела, но одежда его была цела, зато череп на яблоне светился. Глазницы горели и смотрели прямо на него.

– Так фто не обифай меня, мальсифка, – предупредила старуха. – Я сама са себя могу постоять, но и другие сафитники имеются.

Униженный, напуганный, Ежи поднялся на ноги. Старуха была совсем маленькой и щуплой в сравнении с ним. Она беззубо ухмылялась с такой издёвкой, что хотелось разбить её уродливую рожу до крови.

– Что ты со мной сделала? За что убила людей в Лисецке?

– Проусила лесную ведьму, – улыбнулась Здислава. – Фто до тебя, так я не снала, фто так слуфится. Никто не творил таких сар уфе давно. Осень давно. Моя мать и её мать до неё – никто такого не делал. Откуда ф я могла снать, фто ты исменифься? Радуйся, фто вообсе фив.

От отчаяния выть хотелось, а ноги рвались с места. Убежать бы прочь от безумной старухи, от злых её чар. Но он стоял, всё ещё надеясь на чудо.

– Что же мне теперь делать? Как жить?

– Фиви, как филось, – пожала плечами ведьма. – Сто плохого?

– Но я… я чуть не убил одного волхва. И Милош меня боится. И Веся погибла, потому что я принёс ту проклятую куколку в город. Я всё разрушил, всё!

Здислава поморщилась от крика.

– Волхву так и надо. А фто до тебя… радуйся, пусторофдённый. Теперь и у тебя какая-никакая сила есть. Польсуйся.

Пользоваться? Своим проклятием? Он чуть не убил человека! Он убил Весю, погубил единственную, единственную…

– Ты должна мне помочь! Я спас твоего ребёнка.

– Спасибо са сыноска. Уф я его воспитаю, буду холить и лелеять. Только я тебе уфе за это отплатила. Больфе к нам не лесь.

Здислава открыла дверь. Продолжать разговор она явно не желала.

– Постой! – Ежи схватился за дверь, не давая пройти. – Что мне теперь делать? Как поступить, чтобы никого случайно не убить?

– А кого ты убьёфь, кроме фародеев? Весной симе не нуфны люди. Только они, – она кивнула в сторону. Ежи обернулся. Среди сосен мелькали горящие любопытные глаза духов. – Благодари меня, пусторофдённый. Я дала тебе силу.

Ведьма вдруг напряглась, оглянулась по сторонам, повела носом, громко вбирая воздух.

– Ты притафил за собой лесную тварь, – с отвращением прошипела она. – Поди прось! Увидимся на русальей седмисе.

И захлопнула с грохотом дверь.

Ежи остался стоять на крыльце, не желая поверить, что надежды не осталось, что нельзя было ничего исправить. Он – чудовище, нечто настолько страшное и мерзкое, что даже ведьма испытывала к нему отвращение.

Куда ему податься? Куда пойти? Весь путь от Лисецка до Пясков он проделал, желая избавиться от проклятия, а остался ни с чем.

Он посмотрел на реку. Лёд на Модре уже тронулся. Весеннее солнце играло со льдом и водой, и на миг показалось, что это не река, а огромная серебряночешуйчатая змея ползла с юга на север, отделяя Рдзению от Ратиславии, отсекая Ежи все пути домой. Там, на другом берегу, его родной край, его город, но туда пути не было.

И позади, на этом берегу, его тоже ничего не держало. Если раньше он стремился к Весе, то сам же её и погубил. Если прежде Ежи искал защиты Милоша, то больше не смел на неё рассчитывать.

Он всё разрушил, пытаясь спасти. Он ни на что не годен. Пусторождённый. Бестолковый. Никчёмный. Проклятый. Останься он совсем один, так сбросился бы с берега прямо в реку. Ежи быстро бы утонул в ледяной воде, и его тело унесло бы течением. Дальше на севере не было ничего, кроме Мёртвого города, и его тело никогда бы не нашли.