Птицы Великого леса

– Поэтому если не готов сейчас погубить и мирных людей, то не стоит.

Вячко кивнул и прошёл мимо, ноги несли его к берегу, где ждал в лодке глава корабля.

– Что случилось? – крикнул ему вслед Вторак.

Вячко не ответил. Он остановился, только когда достиг лодки, и отдал приказ всем выходить на берег.

Чичак не спеша последовала за ним. Вторак, задыхаясь и хромая, догнал Вячко чуть быстрее.

– Что случилось, княжич? – его лицо стало белым, точно молоко.

– Ярополк мёртв, Приморское княжество теперь само по себе, так что нам здесь не рады. И раз ты говоришь, что захватить город мы не можем, то вести надо себя крайне осторожно. Вторак, распорядись, чтобы корабли отправили обратно в Дузукалан. Завтра на рассвете мы должны покинуть город. Я найду повозки и лошадей. И никому ни слова, что с нами чародеи. Никому. Говори всем, что это знахари. Утром мы отправляемся в Златоборск.

Ратиславия, д. Пяски

Ежи попросил мать остаться в деревне. Дальше он хотел пойти один, но Горица заупрямилась, вцепилась ему в руку.

– Здесь что-то дурное творится, – прошептала она, оглядываясь по сторонам. – Боязно мне одной оставаться.

– Вокруг ни души, – пожал плечами Ежи.

– То-то, что ни души. Среди бела дня деревня точно мёртвая.

Он огляделся, примечая избу, в которой нашёл кормилицу для ребёнка Венцеславы. И вправду, тихо было, точно ночью.

– Даже скотина молчит. Ни петух не пропоёт, ни корова не замычит, – пробормотала обеспокоенно мать.

– Ты привыкла в городе жить, – Ежи успокаивал её, да сам своим словам не верил. Пусть зима затянулась, пусть снег до сих пор не сошёл, но должны же были люди выходить из своих домов. – В деревне всегда тише, – добавил он, но Горицу его слова не убедили.

Она наконец отпустила сына, осенила его священным знамением.

Бывал Ежи раньше в деревне, где так же тихо вели себя люди и днём, и ночью. Никто не бродил праздно по улицам, все прятались в хатах, а если выходили, то даже в глаза друг другу не смотрели.

В Гняздеце было так же тихо, люди так же прятались от Воронов по домам, пока Охотники не сожгли всю деревню.

– А если ведьма тебя обидит?

– Не бойся, – попросил Ежи мать, хотя у самого сердце ушло в пятки. – Чародеи и духи теперь боятся меня не меньше, чем я их.

Дальше через лес он пошёл один.

Вот уж не думал Ежи, что ему придётся вернуться раньше русальей седмицы. До неё ещё почти два месяца, но куда теперь отправиться? Милош не мог помочь, а других чародеев Ежи не знал.

С тех пор как бежал он из Лисецка, всё было спокойно. Каждый день он проживал в страхе, что навредит кому-нибудь, каждый день прислушивался к пустоте, что поселилась внутри него, но та молчала. Спокойно, сытно ей было. Ежи больше не чувствовал ни слабости, ни хрипа в лёгких, он дышал спокойно и не уставал от долгого пути. Он крепко спал по ночам. Ему даже не снилась Веся, ему вовсе теперь не снились сны. О Весняне он думал только днём и трусливо загонял воспоминания в самые дальние уголки души.

Но отныне в каждом доме, где они останавливались, в каждом дереве, за каждым камнем он мог различить яркий огонь, которого не замечал прежде. Не сразу он понял, что огонь тот живой, а когда понял, то испугался ещё больше.

Духи сторонились его, но подглядывали украдкой. Ежи чувствовал, как тьма в нём лениво рычала, ещё слишком сытая, чтобы напасть, она облизывалась на золотое пламя в сердцах духов, как он сам в детстве, наевшись жаркого, облизывался на горячее печенье, что мать доставала из печи. Ему до смерти хотелось попробовать рассыпчатого хрустящего угощения, только живот уже был раздут так сильно, что не выходило съесть ни кусочка. Так же было с золотым огнём.

Ежи наблюдал, как лес пустел перед ним, как разбегались в разные стороны духи, как улетали птицы. Люди не чувствовали этого, люди его не боялись. Но он сам себя теперь опасался.

Что с ним сделала Здислава? Он плакал поначалу, спрашивал Создателя, за что тот покарал его, молил о спасении, но Создатель молчал, и утешить Ежи могла только родная мать. Сам он вздрагивал от каждой её ласки, от каждого прикосновения. Не убьёт ли он её случайно? Мать была обычным человеком, в ней не жил чародейский огонь, но вдруг Ежи стал настоящим чудовищем? Вдруг он мог ей навредить?

К счастью, тьме под рёбрами было наплевать на Горицу. Она жаждала только золотого огня.

Ежи наклонился, чтобы пройти под согнувшейся от тяжёлого снега еловой веткой, а когда распрямил спину, то увидел тонкий чёрный дымок, что тянулся от трубы на крыше. В избе ведьмы топили печь.

Было тихо, безветренно, но высохшая яблоня вдруг покачнулась, и череп на ветке накренился, пустыми глазницами посмотрел на Ежи.

Он споткнулся, застыл, где стоял. Заскрипела дверь на расшатанных петлях.

– Далеко ефо до русальей седмисы.

На крыльце показалась Здислава. Она встала, сложив руки на груди, с таким видом, точно наверняка знала, что Ежи придёт, и давно его дожидалась. Ежи покосился с опаской на череп, потоптался на месте и, поймав на себе насмешливый взгляд старой ведьмы, подошёл к крыльцу.

– Да осветит Создатель…