Птицы Великого леса

Но за перелеском Ежи ждала Горица, и пришлось возвращаться.

Он брёл, не различая дороги, спотыкался, утирал слёзы и сопли, плакал, как маленький. Его шатало, точно пьяного, и ноги подгибались. Ежи запнулся о корягу, упал в рыхлый мокрый снег и остался на земле, не в силах подняться.

Весняна мертва. Милош боялся его.

А он? Никчёмный! Слабый! Пусторождённый! Проклятый! Проклятый!

Он не чувствовал холода, не чувствовал, как промокла одежда, как окоченели руки. Он сидел на земле, рыдая отчаянно, как глупый беспомощный мальчишка. Шапка слетела с головы, и Ежи пальцами вцепился в волосы, желая их выдрать.

И вдруг он икнул от испуга. По позвоночнику пробежал холодок.

Позади, прямо за его спиной, кто-то стоял. Он дышал ему в затылок. Дыхание смердело смертью и гнилью, мокрой землёй и хвоей. Старым лесом.

Медленно, не смея вздохнуть, Ежи повернул голову.

Голая женщина сидела на корточках возле него. Сине-зелёная, с запутанными грязными волосами, с обвисшими грудями. Губы были искусаны, зубы сточены, глаза глядели зло и бездумно. Нет, не женщина. Существо дикое, чужое. Лесное.

– Пр-р-роклятый, – прорычала она. – Ты! Ты проклятый! Её вестник.

– Чей? – робко прошептал Ежи, не в силах пошевелиться от ужаса.

И она рванула, повалила его на землю, схватилась когтями за шею, сжала, вырвав воздух из груди. Она ревела, как зверь. Сжимала руками, ногами, и Ежи бился под ней, вырывался, хрипел. А она била, била его затылком о землю.

И впилась когтями в шею так, что потекла кровь. Ежи закричал, ослеп, завыл.

А после очнулся, вкушая последние глотки золота. Сила тянулась к нему из неподвижного тела. Лесная женщина лежала на земле у его ног бездыханная, а Ежи тянул из неё золотую силу, опьянённый собственным могуществом.

Не сразу он осознал произошедшее. Сознание вернулось к нему толчками, по глотку.

А когда он понял, что случилось, то закричал и отпрыгнул прочь.

Он убил нечистую силу, мёртвую девку умертвил окончательно и забрал ту силу, что её питала. Он! Пусторождённый. Слабый…

Ежи затрясся от страха, коленки у него подкосились, но на лице против собственной воли расплылась улыбка, и слёзы брызнули с новой силой.

Он… Он… Против лесной мертвячки.

Собственные руки показались чужими, странными, полными неведомой силы. Уродливое зелёное тело лежало неподвижно у корней деревьев, а Ежи даже не мог понять, боялся ли он её теперь. Боялся ли он самого себя?

Милош сказал, что он проклят, а Здислава посчитала его сильным. Если бы Ежи не изменился, если бы кровь его не стала чёрной от чар, так разве справился бы он с навьим духом? А теперь ни одна навья тварь не была ему страшна, напротив, это духи боялись Ежи.

Он задохнулся от восторга и так же быстро поник.

Он принёс смерть в Лисецк. Он разнёс чуму, что погубила Весю. Её чёрные глаза, её испуганный крик, её страшная смерть – это всё тоже он, Ежи. Он часть этой тьмы.

Сложно оказалось оторвать взгляд от лесной женщины, ещё сложнее вспомнить, как ходить.

Шаг за шагом он медленно пошёл назад к деревне, и чем дальше удалялся от лесной женщины, тем свободнее дышал. Ноги его ускорялись, и вот он уже побежал что было духу, и тело его стало сильным, послушным, как никогда прежде.

Ежи вырвался из леса на дорогу. Он улыбался, дышал громко, жадно. Мать выскочила из саней, едва его завидев.

– Ежи!

Она распахнула руки для объятий, прижала к груди на мгновение и отстранила, чтобы разглядеть.

– Что с тобой? Ты весь в крови!

Горица побелела от страха, задрожала, сжимая его ещё крепче. И испуг матери отрезвил Ежи, заставил вспомнить о разодранной окровавленной одежде, о схватке в лесу, о чёрной прогнившей земле в Лисецке.

– Я цел, цел, – успокоил мать Ежи. Он вытер рукавом слёзы, ощупал шею.

На коже не осталось ни царапины после когтей лесной твари.

– Что ведьма с тобой сделала? – проговорила грозно мать. И, кажется, она готова была прямо сейчас сама пойти к ведьме, чтобы отомстить за сына.

– Ничего, – помотал головой Ежи. – Ничего. Она сказала, что ничем не может мне помочь. Что меня уже не изменить. Я навсегда такой. Но сейчас в лесу…

Ежи поднял виноватый взгляд на мать.

– В лесу на меня напала нечисть.

– Что?

– Но я её победил. Духи меня теперь боятся, а эта напала. Она попыталась меня убить.

Горица от каждого его слова становилась ещё бледнее.

– Не переживай, – Ежи взял полную руку матери в свои ладони. – Всё хорошо. Я забрал её силу.

Он уставился перед собой, и мысли унесли его куда-то немыслимо далеко. Туда, где нечто настолько удивительное могло случиться с кем-то вроде Ежи. Ведь здесь, в этих землях, такого просто не могло произойти.

– Это нечисть тебя ранила? – робко спросила мать.

Ежи кивнул.

– А я забрал её силу, как это случилось с волхвом. Теперь я на такое способен.

Мать смотрела с недоумением:

– Так ты чародей теперь?

– Нет, не думаю, – он сам гадал, что он такое. – Но Здислава сказала, что эта сила может мне пригодиться.

– Что она сказала ещё, сынок? Она исцелит тебя?