Птицы Великого леса

Раз она не ответила, значит, не стоило ожидать ничего хорошего.

Всё стало казаться ещё хуже, когда прошли мимо небольшого храма с луной и звёздами на крыше и приблизились к распахнутым воротам.

– Почему ворота открыты ночью? – Вячко невольно остановился, и Турар толкнул его в спину.

Чичак звонко засмеялась, и бубенцы на её косах зазвенели.

– Это ворота к пристани, – пояснила она. – Зимой духи воды спят.

Он шёл недоверчиво, вглядывался в пустоту впереди. Казалось, что за воротами земля обрывалась. Но от узких, самых маленьких, пожалуй, ворот Дузукалана вдоль берега лежала дорога. Справа возвышалась городская стена. Она обрывалась уже в воде, и волны разбивались о неё с шумным плеском.

По левой стороне стояли дома, горели огни, и там, несмотря на запрет, даже ночью гуляли люди.

После узких городских улиц Вячко задохнулся волей и счастьем, узрев простор ночного моря. Небо было чёрным, и таким же чёрным и бездонным было море. Ничего дальше пристани – только пустота и тьма. И как она была прекрасна!

– Зимой здесь безопасно. Даже если в город проникнут духи, эти ворота закроют, и люди уплыть. А летом на пристань всегда много осквернённые. Есть духи, которые не спят в море, но они жить на глубина. Их боятся моряки. Нам не страшно.

Пристань не спала. Пахло рыбой и гнилью, холодный ветер с моря проникал под одежду, пронизывал до костей. Было шумно, в покосившихся уродливых зданиях горел свет.

Весело кричали, пели, кто-то даже танцевал. Вячко не заметил ни одного стражника в толпе. У воды горели редкие костры, вокруг них собирались гуляки, но куда любопытнее казались распахнутые двери в хижинах. У них стояли женщины, зазывавшие гостей. Они выглядели вызывающе: в распущенных волосах блестели украшения, одежды были яркими и легкими, такие вряд ли могли защитить от холодного ветра с моря. Вячко никогда не видел, чтобы продажные женщины вели себя так откровенно на улице. В Златоборске они держались подальше от людей, прятались за дверями домов наслаждений и за спинами здоровых детин, нанятых их охранять. В Дузукалане любовь продавали так же открыто, как шёлковые ленты на торговой площади.

– Люди Луны ходят сюда?

Чичак прятала лицо то ли стыдливо, то ли пугливо.

– Редко.

Втроём они вошли в корчму, что стояла на самом отшибе. Здесь было не так многолюдно, и пахло ещё отвратнее, чем во всех хибарах, мимо которых они прошли по пути. За столами сидели мужчины, все болезненные на вид, в оборванной одежде. На полу валялась рыбья чешуя, ноги прилипали к грязному полу. Хозяйка, что встретила их, сверкала лиловым синяком под глазом. Она сказала им что-то крикливо, и Турар дал ей монету. Чичак дёрнула слугу за рукав, указала пальцем в дальний угол.

Там за покосившимся обляпанным столом сидел мужчина в драной одежде, худой и грязный. Вячко оглянулся на Чичак, хотел остановить её, спросить, не ошиблась ли она, но девушка уверенно села напротив оборванца. Турар встал прямо за её спиной, как верный пёс. Княжич остался в стороне. Незнакомец заметил его и посмотрел с нескрываемым любопытством.

– Садись, – обернулась Чичак.

Вячко пожалел, что всё так же не мог разглядеть её лица.

Он медленно подошёл, присел на свободный стул. Незнакомец, не отводя глаз от Вячко, отпил из деревянной кружки, и даже на расстоянии княжич мог почувствовать, как от него смердело. Длинные, слипшиеся, точно сосульки, пряди спадали на лоб и лезли в глаза. Разве что мухи над ним не кружили, и то, верно, лишь потому, что была зима.

– Кто ты такой? – спросил Вячко по-ратиславски, отчего-то даже не подумав, что мужчина мог не знать языка.

Но тот неожиданно ответил:

– По-вашему меня звать Жаба. А по-нашему ты и повторить не сможешь.

Жаба был непривычно бледен для дузукаланца, но в конце концов люди приходили в вольный город со всех концов света.

– Ты хорошо говоришь по-ратиславски, – удивлённо отметил Вячко.

– В вольном городе кого только нет, тут и по-лойтурски запоёшь, – усмехнулся Жаба и прищурился. – Так вот ты какой.

– Какой?

– Обычный. У нас принято говорить, что вы огнём пылаете.

– Кто мы? – Вячко начала надоедать привычка дузукаланцев не говорить всё сразу, а отвечать по частям, точно они бросали крошки голубям.

– Князья из рода Вышеслава. Дети золотой ведьмы, – пояснил Жаба. – О вашей силе много слухов ходит.

Вячко посмотрел на Чичак, ожидая объяснений, но она так и не сказала ничего.

– Говорят, ты из рода чародеев.

– И?

Всё это выглядело дурно, и Вячко вдруг пожалел, что не остался во дворце, как того желал хан Барджиль. Он слишком мало знал о нравах Дузукалана, чтобы одному находиться среди врагов.

– Говорят, у тебя сильная кровь.

– И? – повторил ещё настороженнее Вячко.

– Предлагаю обмен.

Чичак молчала, позволяя ему самому вести разговор, и её слов вдруг стало не хватать. Она хотя бы знала, с кем они имели дело, что стоило ожидать от Жабы, а что нет.

– Какой?

– Тебе нужен твой меч и твой человек. Скренорец. Я знаю, где и то, и другое. И готов отдать за умеренную плату.

– Это какую же?