Птицы Великого леса

Дару пробрал озноб. Ей послышалось, что снег ворчал за окном, но на улице было тихо. Она сама не понимала уже, что искала, не понимала, откуда шёл запах, зудевший в носу, и как остальные могли безмятежно спать в осквернённом доме.

Как убили бывших хозяев? Никто об этом не говорил.

Но Дара чувствовала кровь, чувствовала смерть. Не так, как раньше, не наслаждаясь полустёртым эхом посмертков, но как чёрную дыру, от которой тянуло по всей избе холодом и тьмой.

Она прикрыла глаза, повела рукой перед собой, пытаясь нащупать сплетение нитей, уцепиться хоть за одну. Полыхнуло золотом. Дара распахнула глаза и увидела два уголька, что теплились в углу.

Домовой жался к стене, выглядывая из-за печи. Дара замерла, чтобы его не спугнуть. Медленно она подняла руку ладонью перед собой, показывая добрые намерения. Он равнодушно наблюдал за ней.

Духи одиноки среди людей, они тянутся к ведьмам, потому что те лишь одной ногой стоят в мире живых. Домовой Воронов умер, пытаясь защитить Дару, так велики оказались его благодарность и привязанность. Почему же дух этого дома остался в стороне, когда пролилась первая кровь? Почему он не защитил людей?

– Здравствуй, дедушка домовой, – прошептала Дара, но дух будто её не услышал. – Разреши пожить у тебя. Мы будем уважать твои владения и тебя самого.

Домовой остался неподвижным, безучастным. Долго он сидел, уставившись перед собой, будто не замечая Дару, и когда ей уже надоело ждать ответа, вдруг повернул голову в сторону, точно услышав шум. Девушка проследила за его взглядом, не заметила ничего, а когда снова посмотрела в угол у печи, домового уже и след простыл.

Веся и Стрела продолжали спать, ни один из них не услышал ни голоса Дары, ни её шагов, словно её здесь и не было.

Когда они поженятся, то будут жить так же под одной крышей уже вдвоём.

Ночь была темна, но Дара предчувствовала лучи восходящего солнца. Утром её должны отвести к князю Чернеку на суд.

Железом и солью пахло в натопленной избе.

Поутру Веся сварила яйца, которые ещё до рассвета принёс откуда-то Стрела. Дара только подивилась. В городе стало плохо с товарами, но дружинник умудрился достать мешок муки, корзину утиных яиц, копчёную рыбу и молока. Веся радостно щебетала, радуясь сразу и обещанию обеда, и новой избе, и снежному тёплому утру.

– Ох, творога сделаю. Хлеба напеку. Как я давно свойский хлеб не ела, чтобы самой, чтобы прямо из печи. Разве в дороге, да во всех этих корчмах добрый хлеб гостям дадут? Да и при княжеском дворе хлеб пусть хороший, белый совсем, мягонький, а всё же чужими руками сделанный. А хлеб всему голова, он главный на столе, его самой месить нужно, самой в печь ставить. Он любовь чувствует.

У Дары разболелась голова от её болтовни. Она пила тёплое молоко и ела яйцо через силу, давясь каждым куском, и всё ждала стука в дверь. Только запахи еды радовали её, перебивая стойкий смрад запёкшейся крови.

Стрела сидел на другом конце стола, подальше от будущей свояченицы, и блаженно улыбался, слушая Весю. Дара кривилась от этого ещё больше. Мужчины всегда одинаково глупели рядом с её сестрой.

После завтрака Дара принялась наводить порядок в доме. Веся крутилась у печи, хватаясь то за одно дело, то за другое. Пусть Ярополк и прислал заранее слуг, чтобы подготовить избу для новых жильцов, а всё же чужой дом чужим и оставался. Они не принесли с собой ни ковров, ни скатертей, ни полотенец, ничего, что принято было брать на новое место, и это чувствовалось ещё острее, чем когда сёстры гостили в княжеском дворце или останавливались на ночёвку в чужих домах по дороге.

Целая изба была в их распоряжении, никто не мог им указывать, только горшки и миски лежали в разных местах, простыни и одеяла пахли незнакомо, а сундуки были забиты чужой одеждой. Её, пожалуй, стоило раздать нищим.

– Дара! – звук её имени из уст Стрелы прозвучал странно.

Он был непривычно серьёзен, когда заговорил с ней, даже Веся почуяла неладное и прекратила греметь горшками.

– Собирайся. Великий князь будет нас ждать.

– Для суда? – спросила Дара, хотя сама знала ответ.

Холодок пробежал по позвоночнику, ударил остриём под самое сердце.

– Суда не будет, – уверенно сказал дружинник. – Ярополк не допустит, чтобы тебя судили, ты теперь его человек, но с княгиней Здеборой встретиться придётся.

Веся тихо ойкнула и чуть не пролила молоко мимо горшка.

– Налей немного домовому, – попросила её Дара, будто ничего не произошло. – Он печалится по своей семье.

Стрела перевёл взгляд на невесту.

– Домовому? – повторил он недобрым голосом.

– Домовому, – повела бровью Дара, посмотрела на него так пронзительно, что боязливый человек осенил бы себя священным знамением и ушёл бы подальше.

Но Ростислав развёл руками и улыбнулся криво, сверкая щелью между зубов.

– Да ладно? Княгиня вот-вот прикажет сжечь тебя за ведьмовство, а ты будешь подкармливать нечистых духов в собственном доме?

– Мне, по-твоему, их мечом рубить, как Охотнику? Я княжеская ведьма, вот ведьмовскими делами и занимаюсь. Ты мне ещё спасибо скажешь, когда домовой станет нас оберегать.