Птицы Великого леса

Веся хлопотала, прибирая в мыльне и парилке, брезгливо мела, выгоняя сор. В предместьях дома строили бедные, и баня была одна на несколько дворов, стояла в стороне, у узкого ручья, заледеневшего зимой. Дочкам мельника было странно делить с чужими людьми баню, но и не к такому они привыкли за минувший год. Дара запыхалась, когда вернулась от ключа в четвёртый раз, взглянула на сестру, решительно взявшуюся за топор. Веся колола дрова и таскала к печи, скоро румянец вернулся к её щекам, но глаза остались такими же тусклыми.

Не так должен был проходить девичник. Дару никогда и не приглашали к себе девушки из Заречья и Мирной, но Веся к подругам ходила не раз, рассказывала о поздних посиделках, о прощании с девичьей жизнью, о том, как долго и тщательно готовились девицы стать замужними женщинами. А у Веси и времени не было походить невестой. Только замуж позвали, так уже бежала под венец. Без родительского благословения и приданого, без обрядов и подружек, без песен и плакальщиц. Одна Дара у Веси и осталась.

А у самой Дары Веся оставалась на единственную последнюю ночь. Она замерла прямо посередине дороги на полпути к дому, когда мысль эта ударила её, точно молния в храмовый купол.

Завтра Весняна даст клятвы Ростиславу, повяжет плат на голову и перейдёт в чужую семью. А после её отошлют подальше от Лисецка, в Дубравку, к матери мужа.

Дара вдруг с ненавистью заметила чёрную прогалину на краю дороги. Из-под снега сверкала вода, бежала по земле, пробуждая тепло, призывая весну.

Когда наступит лето, когда закончится война, Дара останется совсем одна.

Силы покинули её, и задор, с которым она носила воду, схлынул. Медленно Дара добрела до бани.

– Думаю, хватит, – одобрила Веся. – Пошли, времени много. Пока ещё баня нагреется.

Они вернулись в избу, и Дара, не зная, куда себя деть, села за штопку. Веся чистила горшки и миски.

– Ты поешь, – сказала она. – Ростислав с утра рыбу принёс, я ухи наварила.

Хотелось поделиться с сестрой новостями о Совине и новой башне, рассказать о Милоше, но даже упомянуть его было теперь неловко.

Вечерело. Когда солнце опустилось низко над землёй, Веся сходила в очередной раз проверить баню, вернулась, сообщив, что можно мыться.

– Что ж, проводим твою девичью жизнь, – как можно бодрее постаралась сказать Дара.

Губы Веси дрогнули в улыбке.

Ожидание банного пара и горячей воды вернули им добрый настрой. Девушки защебетали о весёлых да беззаботных мелочах. Они захватили полотенца и травяные настои, выскочили на крыльцо, и вдруг обе застыли. У самой нижней ступени стоял Милош. Он приоделся, сменил старый кафтан на новый, а на голову надел шапку с соболиным мехом.

– Вечер добрый, – произнёс он, переводя взгляд с одной девушки на другую, вскинул гордо голову, точно перед зеркалом стоял и сам собой любовался.

– Добрый, – откликнулась Дара, пока Весю не слушался собственный язык. – С чем пришёл?

– С подарком для невесты.

Он достал из-за пазухи белый платок, развернул, и Веся не выдержала восхищённого вздоха.

– Чтобы ты была самой красивой невестой на всём белом свете…

Веся ладонями прикрыла рот, глаза её загорелись от восхищения. Серьги и вправду были хороши. Золотые, с большими тяжёлыми камнями. Такие боярыне будет не стыдно носить. Дара тоже смотрела, не отрываясь, но порадоваться за сестру у неё не получалось. Разве хоть раз Милош делал ей подарки? Разве хоть раз так старался порадовать?

– Тебе нравится? – с надеждой спросил он, заглядывая в лицо Весняне и ближе поднося подарок. – Что ты молчишь, душа моя?

– Очень, – всхлипнула вдруг Веся, и из глаз её брызнули слёзы.

– Ты что? – Дара обняла сестру, попыталась закрыть собой от Милоша, как если бы он хотел её ударить. – Что ты плачешь?

– Я тебе не угодил? Не нравятся серьги? Хочешь, найду этого купца и заставлю его съесть этот курвин яхонт?

– Нет, нет, – сквозь слёзы проговорила Веся. – Наоборот, очень красивый подарок, слов нет, чтобы описать. Просто…

Она оторвала руки от лица, посмотрела снова на серьги.

– Их же никто под платком и не увидит.

Дара грустно усмехнулась и спустилась на одну ступень.

– Вот же ты, Веся, – сказала она. – Пусть только муж теперь тобой любуется.

Милош посторонился, пропуская Дару, глаз он не отвёл от Веси.

– Я хочу кое о чём тебя попросить, – признался он. – Пожалуйста, приютите одну девчонку.

Сёстры удивлённо переглянулись, но и спросить ни о чём не успели, как Милош позвал:

– Чири, не прячься, иди сюда.

В сумерках маленькую девчонку в чёрных одеждах было легко принять за тень. Она вынырнула из темноты, прошла через калитку, покосившись на деревянную кошку над своей головой, и подошла ближе, спряталась за чародеем. Разглядеть её лицо было почти невозможно.

– Её зовут Чири, она ведьма, из фарадалов, – пояснил Милош, и слова его отчего-то звучали неуверенно, робко, прежде он так никогда не говорил.

– Из фарадалов? – настороженно переспросила Дара.

– Всех её родных казнили, Чири осталась совсем одна. Она ведьма. Я бы взял её к себе, но…

– Куда тебе воспитывать девочку? Мы-то лучше с этим справимся, – со странной гордостью сказала Веся. – Чири, ты голодна?