Оно, конечно, придёт беда, отворишь ворота, но все эти книги дают довольно дурацкие советы. Вроде того, что бы набрать брёвен для строительства дома, спрятать их в овраге, а в чёрный час беды собрать из них дом. Или закопать большие канистры с бензином за околицей.
Читал я художественную литературу на эту тему — вся она вступает в сговор с обывателем. Дорогой обыватель, как бы говорит она, давай ты, не сходя с дивана, почувствуешь себя причастным делу выживания. Почувствуешь, а, значит, наполовину выживешь. Ты будешь до хрипоты спорить о том, сколько хранится бензин и чем лучше владеть в смутное время — автоматом Калашникова или снайперской винтовкой.
Это всё глупости: никакой герой одиночка не выживает.
Если кто и выживает, так это структуры — небольшие шансы есть у жёстко организованных общин и сект, у религиозных объединений и дисциплинированных разбойников. Сказать по совести, они-то ещё некоторое время помучаются в печали, если модель будущего будет соответствовать всем этим книгам. Шансы всё же у них есть. Но одно дело — быть солдатом армии, жить тяжело и трудно, подчиняться законам общины, а другое — ехать на мотоцикле и чувствовать руки принцессы на твоём пивном животе.
Надо оговориться, что в этом желании почувствовать себя мужчиной есть рациональное зерно: некоторые авторы подталкивают читателя к мысли о том, что нужно заняться собственным здоровьем. Другие, честь им и хвала, пересказывают азы первой помощи. Вдруг потенциальный безумный Макс совершит доброе дело сейчас — спасёт упавшего в реку, сделает искусственное дыхание, другому перебинтует рану. Лучше, конечно, не доверяться в этих знаниях тревожной художественной литературе, но это уж как у кого получится. Быть здоровым и умелым лучше, чем опустившимся и никому не нужным.
Кроме нехитрой мысли о преимущественном выживании структур, есть и ещё один вывод из этого чтения: современный обыватель очень боится смерти. Страх смерти — естественен, но когда вся жизнь выстроена вокруг этого страха, очень трудно остаться человеком. На отношении к Концу Света и прочим прекращениям обыденного существования построено множество религиозных учений. И лучшие из них учат избегать суеты и не манить перемену в мирной жизни. Не положено вам знать тот день и час, когда надо, тогда будет, а положено работать и любить, растить детей. Нехитрый и всем известный набор.
Что из этого следует? Да немного: покамест жить будем, а придёт час — помирать будем.
За деньги (об оплате литературы)
А увлекают меня такие книжки, что как их дочитаешь до конца — так сразу подумаешь: хорошо бы, если бы этот писатель стал твоим лучшим другом и чтоб с ним можно было поговорить по телефону, когда захочешь.
Однажды я работал в газете, а, придя в гости к далёкому от журналистики другу, вдруг обнаружил среди гостей тонкого знатока моей работы. Я был начальником в газете, обозревавшей книги, и этот незнакомец довольно точно описывал мне промахи и ошибки, которые заметил бы не всякий из вычитчиков.
Я ломал голову, кто это такой, но оказалось, что это рабочий типографии, который в свободное от прямых занятий время читал всё то, что выходило из его печатной машины. Он и рассказал мне потом примечательную историю про запахи. Это была история прежних времён: тогда в отечественные или числившиеся отечественными толстые глянцевые журналы начали вклеивать пакетики-пробники с духами. Однако тиражи этих журналов были завышены (для удобства общения издателей с рекламодателями), а вот этих пробников в типографию привозили много — согласно заявленным тиражам. Поэтому сотрудники — от уборщиц до операторов хитроумной полиграфической техники — пахли загадочными современными запахами.
И модницы на улице с удивлением обоняли тонкий Givenchy в обилии струящийся от какой-нибудь тёти Мани.
На самом деле, все эти пробники и сейчас суют в популярные издания, но с приписками тиражей давно разобрались, а кроме духов я видел там и пакетики с растворимым кофе, к примеру.
Эта деталь полиграфии на самом деле — деталь культурная. Это прорыв в другое измерение с плоскости печатного листа. Видел я и звуковые послания — уже не в виде «журнала с дыркой в голове», как называли давнее издание «Кругозор»[95]
, куда была вложена тонкая пластинка для проигрывателя. Теперь техника шагнула далеко вперёд.В художественной прозе я такого не упомню, хотя литераторы часто предлагают читателю разнообразить чтение.