Публикации в журнале «Нева»

Интерес иностранных актеров, певцов, музыкантов к гастрольным выступлениям в Петербурге проявился рано. Зарубежные театральные труппы и отдельные европейские знаменитости считали Петербург вполне достойной площадкой не только для сколачивания капитала, но и для создания актерской репутации в Европе. Ко второй половине XVIII века гастролеров стало так много, что Екатерине II пришлось даже ограничить время концертных сезонов великим постом. Только при Александре I запрет на ограничение частично был снят. Гастроли разрешались в осеннее и даже зимнее время. Полностью ограничения исчезли только в царствование Николая I. Тогда, после открытия Павловского вокзала, в столице начался в полном смысле слова гастрольный бум. Популярность зарубежных гастролеров была невероятной. О своем отношении к их выступлениям петербуржцы любили рассказывать словами Дени Дидро, который будто бы в бытность свою в Петербурге всегда сидел в театре, зажмурив глаза. «Я хочу, — якобы говорил он, — слиться душой с душами действующих лиц, а для этого мне глаза не нужны; на них действует мир вещественный, а для меня театр — мир отвлеченный».

Многие гастролировавшие в Петербурге иностранные актеры оставили свой след в петербургском городском фольклоре. Так, рассказывают, что знаменитая итальянская певица Габриели запросила у Екатерины II за два месяца своих выступлений в столице 5 тысяч дукатов. «Я своим фельдмаршалам плачу меньше», — попробовала возразить императрица. «Отлично, ваше императорское величество, — отпарировала певица, — пусть ваши фельдмаршалы и поют». Императрица сдалась.

Чаще всего в фольклоре сохраняется память о необыкновенной находчивости и остроумии иностранцев. В Петербурге гастролировал великий польский скрипач Генрих Венявский. Его популярность была так велика, что каждый уважающий себя петербургский аристократ почитал за честь пригласить музыканта к себе. Однажды некий «покровитель искусств» добился-таки согласия скрипача заглянуть к нему на чашку чая. «Кстати, — как бы мимоходом сказал он Венявскому, — прихватите с собой и скрипку». — «Благодарю вас от имени скрипки, — ответил Венявский, — но она чая не пьет».

Иногда встречи с Петербургом оставляли в душах актеров и неприятный осадок. Сохранилась легенда о французском актере Верне. Однажды он прогуливался по Невскому и повстречал Николая I. Тот узнал актера и остановился поговорить с ним. Но как только император ушел, Верне пригласили в полицию и стали допытываться, о чем он разговаривал с русским государем. С того дня Верне стал уклоняться от встреч с Николаем. «Что это вы, сударь, от меня бегаете?» — спросил его как-то царь. «Ваше величество! Говорить с вами честь, конечно, великая, но сидеть за нее в полиции я больше не собираюсь».

Широкое распространение получили крепостные театры, актеры которых считались собственностью их хозяев. Одним из самых известных в России был театр графов Шереметевых, в котором играла Прасковья Ивановна Жемчугова. Ее настоящая фамилия — Ковалева. Жемчугова — театральный псевдоним. В то время было модным давать актерам сценические имена, образованные от названий драгоценных камней. Известны актерские фамилии Гранатовой, Хрусталева, Сердоликова. Под своей новой фамилией Прасковья Ивановна вошла не только в историю русского театра, но и в родовую биографию графов Шереметевых. С 1779-го по 1798 год она выступала в подмосковном театре Шереметевых в Кускове. Кроме актерского мастерства, Жемчугова обладала прекрасным сопрано. Была хорошо образованна. Знала французский и итальянский языки.

В середине 1790-х годов в жизни Жемчуговой произошли неожиданные перемены. В нее страстно влюбился владелец усадьбы граф Николай Петрович Шереметев. В 1796 году, после воцарения Павла I, Шереметев переехал в Петербург. Вместе с ним в столицу прибыла Жемчугова. Попытки узаконить совместное проживание успехом не увенчались. Павел отказал в праве Шереметева обвенчаться со своей бывшей крепостной. Обвенчались тайно. Только с воцарением Александра I разрешение на брак было получено. Но и тут не обошлось без фольклора. Правда, официального. Была придумана легенда, согласно которой происхождение Параши Ковалевой велось от некоего польского шляхтича по фамилии Ковалевский. Наконец начали готовиться к свадьбе. Перестраивали дворец на Фонтанке. Пристраивали так называемый «Свадебный флигель». Но случилось несчастье. Вскоре после рождения сына Прасковья Ивановна умерла. Граф был в отчаянии. Установил в саду «Фонтанного дома» бюст своей любимой, но жить в Петербурге уже не смог. Вернулся в Москву. Основал знаменитый Странноприимный дом, будто бы в память о Жемчуговой.