Итак, по порядку. В Германию из «казахстанов» вместе с «родаками» (извиняюсь за эти и последующие выражения, но мне проще писать об этой статье языком автора) переселились и их дети. Разумеется, дети российских немцев. Один из них «Заика-Утюг», который был специалистом по проверке «на упругость интимных частей женских фигур». А кликуха «Заика» у него была потому, что заикался бедняга, после того, как изверг-отец выпорол его вместе с сестренкой. Вторым персонажем в рассказе выступает совершенно глупая «Верка», которую привезли из Темиртау. О том, что она непроходимо тупа, свидетельствует описание автором сцены, когда Верка в музее рассматривает макушку четырехметрового ствола дуба, на котором написаны имена мировых титанов музыки и мучительно соображает «как скульптор смог забраться на такую верхотуру?» О том, что существуют леса или на худой конец лестница, в ее голове нет и понятия…
Но читателю чуть позже становиться ясно, откуда происходит такая тупость - в Темиртау, ей некогда было думы думать, там она, оказывается, жила в коммуне беспризорников, ошивалась с ними по помойкам в поисках еды, да трахалась с шестнадцатилетним подростком по кличке «Серый», который заодно играл роль ее мужа.
Третий персонаж – это «Гнилой», получил свою кличку уже здесь в Германии от сверстников за то, что якшался с местными пацанами, а со своими считал «западло». Местные немцы его быстро просветили, выставив счет за еду, которую он «схавал», будучи у них в гостях. Тогда он вернулся к своим, поняв, что местное общество ему больше «в падлу», чем свои.
Четвертого зовут «Серега». Он примечателен в авторском повествовании тем, что за свои девятнадцать лет прочитал лишь один маленький рассказик Льва Толстого «Лев и собачка». Есть еще и «Валек», которого монстры-родители впрягли в работу с детства: «корова, свиньи, огород, сенокос. Школу бросил после семи классов».
А, пятому, «Артуру», не повезло в том, что в полностью глухонемой семье родился нормальным и от этого тронулся, после чего «бил каждого, кто называл его родных немтырями». А когда деревня уже образумилась и перестала обзывать его родных немтырями, было поздно, и вся деревня уже «его по-настоящему боялась». Надо же, какой-то сопляк «поставил на уши» целую деревню! Да просто монстр, не Артур?!
И вот эта кампания «подранков», благодаря стараниям местной Фрау Альтнер, оказывается на «специальной экскурсии для подростков-переселенцев». Вместе с доброй Фрау эти, ущербные умом молодые переселенцы, посетили дом-музей скульптора Отто Флата и, прикоснувшись к прекрасному, тут же полностью и окончательно преобразились, превратившись в эдаких современных Данко.
Дальше - не для слабонервных. Без слез читать не получится. Духовно преобразившись, они начали бескомпромиссную борьбу с правыми радикалами! Но как?
Вникай, читатель…
Ужасные, тупые, озверелые бритоголовые с устрашающими татуировками стройными колоннами входят в город N. Обыватель от этого зрелища в ужасе из-за оконных занавесок своих жилищ, наверняка заламывая от отчаяния руки, безнадежно вопрошает к своей совести: «Где, когда и что же мы упустили, что все это могло созреть и выплеснуться на улицы».
Но, как оказывается, не все из-за занавесок выглядывали и бессильно вопрошали, как в городе бесчинствуют молодчики. Были и другие! И кто вы думаете? Оказывается ими были эти самые, по Фогту, «отморозки», за свою жизнь прочитавшие по одной книжке на двоих, с ранней юности трахающиеся и дерущиеся со всей деревней…
Читаем: «Вовчик и Артурчик никому обещаний трогать их не давали. Их особенно возмутил лозунг, на котором бритоголовые с умыслом написали: „Wir nix verstehen, wir – Deutsche!“ Это о них, подумали «подранки» и обиделись».
Извините, господин Фогт, но вы сами пишите, что ваши «подранки» всего одну книжку прочитали типа «Раскрась сам» и всю свою юную жизнь обитали на помойках, дрались да трахались. Что ж вам так не понравилось в подобном лозунге, слова которого для «Вовчика и Артурчика» в самую пору были, на что ж им обижаться?
Но дальше повествование становится еще более захватывающим, где фантазиям автора уже нет предела!..
«Вовчик и Артур преградили путь маршу. Они стояли вдвоем посреди улицы, взявшись за руки и широко расставив ноги. Знали, что им сейчас перепадет и притом – сильно. Неонацисты приближались, не сбавляя шага. Они прошли, оставив на асфальте два тела»…