На другой день по отправлении этого письма были разосланы курьеры с указами Военной коллегии, в коих повелевалось: князю Волконскому отправить из Москвы в Казань на ямских подводах гренадерскую роту Томского полка[631]; генерал-аншефу князю В.М. Долгорукову отправить в Царицын из Бахмута или из находящихся вблизи оного два гусарских эскадрона[632]; губернаторам Псковской губернии генерал-майору Кречетникову и Могилевской генерал-поручику Каховскому отправить в Саратов – первому 23-ю и 25-ю, а второму 22-ю и 24-ю легкие полевые команды, на ямских и обывательских породах, и, объявив командирам команд о цели, с какой они посылаются, обязать их хранить ее «в наивысшем секрете»[633]. Генерал-фельдцейхмейстеру князю Г.Г. Орлову приказано отправить в Казань на ямских подводах 2 тысячи ружей и в Москву два двенадцатифунтовых орудия с принадлежащими к ним снарядами и полным комплектом прислуги, при офицере[634]. Наконец, тем 700 башкирцам, которые пришли из Польши в Смоленск, приказано следовать прямо и как можно скорее в Оренбург[635].
Опасаясь, чтобы Пугачев, спустившись по Волге, не привлек на свою сторону многочисленных инородцев, населявших Астраханскую губернию, императрица приказала вновь назначенному туда губернатору П.Н. Кречетникову иметь свое пребывание в Саратове до усмирения волнений[636].
Сообщая об этих распоряжениях генерал-майору Кару и предоставляя ему дальнейшее руководство войсками, Военная коллегия вместе с тем писала генералу Рейнсдорпу: «Изыскивая все способы и возможности, постарайтесь вы, губернатор,
Этих-то последних свойств в Оренбургском гарнизоне не было не потому, чтобы русский человек трусил и не был храбр, а потому, что обещанные самозванцем льготы и милости были слишком соблазнительны и сулили в будущем улучшение материального и нравственного быта. Догадываясь, хотя и смутно, где главнейший источник силы Пугачева, Военная коллегия поручила командующему войсками на Сибирской линии, генерал-поручику Деколонгу, чтоб он обратил особенное внимание «касательно до отвращения замыслов помянутого бездельника на государевы в Сибири состоящие рудокопные заводы, которым, в случае требования к вам от находящихся на тех заводах командиров, имеете всю совершенную безопасность доставить»[638].
Предписание это не застало Деколонга на Сибирской линии, так как он при первом известии о появлении Пугачева выступил с отрядом к Оренбургу.
Вечером 11 октября было получено в Тобольске первое известие о появлении Пугачева, и через двенадцать часов по приезде курьера сибирский губернатор Чичерин отправил уже на подставных лошадях, под начальством премьер-майора Заева, 2-ю тобольскую губернскую роту. Через два дня выступили из Тобольска и две резервные роты тобольских гарнизонных батальонов с двумя орудиями, всего 356 человек пехоты с 23 артиллерийскими служителями.
Приняв общее начальство над этими войсками, майор Заев должен был следовать на Оренбургскую линию, войти там в сношение с соседними воеводами и действовать смотря по обстоятельствам. В тот же день Чичерин разослал приказания о повсеместном сборе выписных казаков[639], отставных солдат и даже татар[640]. Комендант Троицкой крепости, бригадир де Фейервар, приказал из пяти батальонов, стоявших на линии от Звериноголовской до Озерной крепостей, выслать в Верхнеяицкую крепость от каждого батальона по 250 человек с офицерами, а с каждой из пяти дистанций этой линии по 500 человек линейных казаков и башкирцев. Вслед за тем Фейервар отправил в Верхнеяицкую крепость две полевые пушки и приказал следовать туда же находившейся в Троицкой крепости 8-й легкой полевой команде (за исключением одной роты) с ее артиллерией.
Предполагая собрать отряд до 6 тысяч человек и отправить его к Оренбургу, Фейервар считал необходимым назначить особого генерала для командования войсками и единства в действиях.