Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1

Пожалованные в эти должности сначала просили избавить их от такого назначения, отговариваясь: Витошнов старостью, Шигаев тем, что он заведовал раздачей войску хлеба и денег, а Творогов тем, что имел много хлопот, командуя илецким полком. Пугачев запретил им возражать и приказал исполнить его волю беспрекословно, причем объявил, что в помощь им назначает четырех повытчиков. Сперва главным судьей был назначен Творогов, как полковник, но когда он сам просил, чтобы главным сделать Витошнова, как старшего летами, то самозванец согласился, но с тем, чтобы на Творогове лежало все ведение дела.

– Они люди безграмотные, – сказал Пугачев, обращаясь к Творогову и указывая на избранных им судей, – так ты один станешь за них подписывать бумаги. Тебе тут не сколько (не очень) много дела будет – только подписывай, а написать и без тебя есть кому.

Творогов повиновался этому распоряжению, и в заседаниях коллегии Витошнов всегда «сидел выше Творогова, а Шигаев, по словам Горшкова[792], хотя и ниже их сидел, но как он был их замысловатее и любимее самозванцем, то они следовали больше его советам, а равно Почиталин и я слушали больше его».

«Сию коллегию, – показывал впоследствии Иван Творогов [793], – злодей учредил для того, что ему наскучило давать самому указы свои тем, которые, приходя к нему со стороны, изъявляли свое усердие набирать в его службу людей или грабить помещичьи дома и самих убивать, так как [наскучило] и разбирать многие жалобы на башкирцев и казаков, в его толпе находящихся, в обидах и разорениях, народу причиняемых». Подобных депутатов, присланных от селений, приходило много, и Пугачев принимал их всегда с особою приветливостью[794].

– От меня, – говорил обыкновенно самозванец приходившим, – никогда приказу такого не было, чтобы делать обывателям обиды. Я велю тебе дать указ, чтобы никто не разорял, а кто ограблен и кем именно, прикажу тебе самому исследовать.

Обещанный указ обыкновенно выдавался из Военной коллегии, причем в нем писалось, чтобы по расследовании о грабеже было непременно донесено, и включалось требование, чтобы присланный депутат склонил своих односельцев быть верными государю, набрал желающих в его службу и с ними защищал от нападения войск императрицы не только свое, но и соседние селения. В «коллегии» велся список всем выданным указам, и чрез посредство лиц, получивших указы, администрация самозванца получала все необходимые сведения о движении правительственных войск и средства к продовольствию собственных. Все хозяйственные, стратегические и тактические соображения также лежали на Военной коллегии: она обязана была формировать отдельные отряды, указывать им цель действий, избирать пункты для сторожевых постов и снабжать отдельные команды продовольственными и боевыми припасами. «В сочинениях [бумаг], – показывал Творогов[795], – упражнялись Горшков и повытчики, а Почиталин редко писывал, ибо мы с ним худо знаем грамоте, а только что почти имена свои можем подписывать».

«В сей коллегии, – говорил Горшков[796], – никаких письменных судов не производилось, а разбираемы и решаемы оные были судьями на одних словах. Письменное же в ней производство было только такое, что даваемы были от нее наставления поставленным от самозванца начальникам, посылаемым от него в разные места для покорения народа, доставления провианта, фуража, разграбления господских пожитков и проч.».

Все распоряжения Военной коллегии приводились в исполнение по большей части без доклада и утверждения Пугачева, считавшего, что в глазах толпы его значение, как государя, будет тем выше, чем меньше он будет вмешиваться в дела и иметь сношений со мнимыми своими подданными. Никто, например, не имел права входить во дворец государя без доклада казака Екима Давилина, любимца самозванца, исполнявшего при нем обязанность дежурного генерал-адъютанта[797]. Он обязан был ежедневно представлять своему безграмотному повелителю записки о важнейших происшествиях. Записки эти составлялись в Военной коллегии и заключали в себе преимущественно сведения о приезжих. «Приезжал за казной, – сказано в одной[798], – яицкого полка есаул Иван Федоров Кузнецов. Еще взял сотник Иван Васильевич Изюмов восемь пушек».

Пугачев принимал эти донесения с важностью государя, о чем, конечно, не имел никакого понятия, а поступал так, как, казалось ему, должны поступать государи. Однажды, во время бомбардирования Оренбурга, находясь со своими сообщниками в церкви Святого Георгия Победоносца, бывшей вблизи города в форштадте, самозванец сел на престол, желая убедить присутствующих, что он истинный государь[799].

– Вот, детушки, – говорил он, – двенадцать лет уже, как я не сиживал на престоле.