– Как же вы хотите явиться на плавне? – спрашивал по отъезде Харчова Михайло Кожевников. – Там будут атаман и казаки с послушной (старшинской) стороны, так, я думаю, вас принять не согласятся.
– Если они станут противиться, – отвечал Пугачев, – так мы всех их перевяжем и пойдем в городок.
– А они дадут знать, и комендант Симонов с регулярными войсками и старшинскими казаками не допустят вас до городка.
– Я сначала с ними обошлюсь: если примут – хорошо, а не примут – так пойду мимо и стану пробираться в Русь.
– Как это? С кем в Русь идти-то, ведь у вас немного людей будет.
– Нет, я думаю, ко мне много пристанет. Если-де людей будет мало, так я опять скроюсь; мне не надлежало еще теперь являться, да не мог я вытерпеть притеснения народного. Во всей России чернь, бедная, терпит великие обиды и разорения, для нее-то хочу я теперь показаться, и она вся ко мне пристанет. Сам я царствовать уже не желаю, а восстановлю на царство государя цесаревича и во всех местах поставлю новых судей, так как у нынешних усмотрена мной большая неправда[294]
.Глава 11
По возвращении в городок Шигаева и Караваева партия, посылавшая их на Таловый умет, деятельно работала в пользу Пугачева. Старый казак Василий Плотников пригласил к себе соседа, казака Якова Почиталина, чтобы переговорить с ним и посоветоваться.
– Что новенького? – спрашивал Почиталин.
– Вот что я тебе скажу, – отвечал Плотников. – У нас проявляется государь Петр Федорович.
– Как это он здесь обретается? Кто его видел и где?
– Он, говорят, приехал на Таловый умет из Казани, и сперва увидел его Григорий Закладнов, а потом ездили смотреть Денис Караваев и Максим Шигаев. Кажется, он точный царь, потому что показывал им царские свои знаки, а Караваев говорит, что видел у него герб на виске под волосами. Он (Пугачев) объявил Шигаеву и Караваеву, что пришел сюда на отеческую и нашу славу, просит Яицкое войско принять его к себе, проводить до Петербурга и возвести на царство по-прежнему, а за это обещает жаловать войско своими милостями, разобрать бывшие наши со старшинами тяжбы, за все наши обиды и притеснения вступиться, виноватых наказать, а нас наградить. Я присоветовал Караваеву и Шигаеву, когда они ехали к нему на Таловую, скрыть его, пока войско соберется в город, а когда соберется, то оно и решит: принять его или не принять? По тому моему совету казаки Чика и Мясников взяли его на свои руки, и теперь не знаю, где он находится… Как ты думаешь, ладно ли я сделал?
– Это вы очень хорошо сделали, – отвечал Почиталин, – да и нельзя иначе, может, он и в самом деле государь, так как ему откажешь! Видишь, какие милости он нам обещал, а особливо по тяжебному нашему со старшинами делу. Мы и теперь вконец разорены, а не узнаешь еще, что впредь будет, и
– Я хотел с тобой посоветоваться, как ты думаешь: принять нам его или нет?
– Как же не принять-то! Надо принять.
– Конечно, нельзя отказать, – рассуждал Плотников, – может, он и подлинно государь. Хотя по восшествии на престол всемилостивейшей государыни и были публикованы указы о кончине государя, но по причине скорого объявления о его кончине в народе тогда происходили толки, что он жив…
– Да вот и в третьем году, – перебил Почиталин, – помнишь, когда генерал Фрейман к нам с войском вступил, базарная речь была, что в Царицыне проявился будто бы государь Петр Федорович, был там пойман, содержался в тюрьме и наконец из-под караула ушел.
– Конечно, – говорил Плотников, – если государь Петр III подлинно жив, так надобно же ему где-нибудь проявиться, а когда он к нам пожаловал, так чего лучше, пускай войско освидетельствует его, и если он, батюшка, подлинный, то с радостью его примет.
– Хуже же будет, – заметил на это Почиталин, – если он точный государь и мы ему откажем; он отшатнется от нас и проявится где-нибудь в другом месте.
Рассуждая так, казаки приводили на память все бывшие о смерти покойного государя слухи и напоследок положили, что надобно сего проявившегося государя неотменно в войско принять[295]
.