Коль ужасно сие! Ужасно! Но неизбежно дерзающим против узаконенной Богом власти злодеям!
Но вы паче вообразите оный последний час, в который вы будете оканчивать жизнь вашу; вообразите тот страшный час, в который Бог потребует от вас ответа о вашей жизни; вспомните тот час, в который глас Божий позовет вас на суд, и вы должны будете отвечать не только о делах или словах, но и о самых помышлениях ваших. Что вы скажете в час смерти вашей, что вы скажете на Страшном суде, когда Бог потребует от вас ответа? Я в лице своем, скажет Бог, поставил над вами сию государыню вашу и помазанницу мой: были ль вы почтительны к ней? Вы не только в том, что сделали или что говорили, но и что помыслили против ее, отвечать будете; всякое из сих беззаконие сделает вас безответными, ибо оно есть против величества самого Бога. Касаяся их, глаголет Господь, касается зеницы ока Моего.
Православные христиане! Любовь Бога должна вас паче отвращать от противящегося Божию закону Пугачева. Вы любите ближнего, отвратитесь от сего врага отечества. Вы желаете быть спасены – не сообщайтеся сему погибельному человеку. Он злодей человечества; он враг Богу, церкви и отечеству. Отвратитесь вы от него, паче отвратитесь его злодейства, чтоб ваши подвиги соплетали вам венцы в небе и уготовляли жилище в блаженстве вечном».
На воззвания эти, написанные в первый раз простым языком, доступным для понимания простолюдинов, возлагались большие надежды, тем более что за несколько дней перед тем до правительства дошли слухи, что будто бы большинству последователей самозванца и в особенности яицким казакам наскучила скитальческая жизнь и они решились связать и выдать Пугачева.
Поводом к таким слухам послужило прибытие в Петербург купца Долгополова.
Глава 19
Оставаясь в толпе мятежников, Долгополов видел, что добра не будет, и потому стал придумывать иной способ для поправления своих обстоятельств. Он пытался разузнать мнение казаков о самозванце, и если представится возможным, то склонить их к выдаче Пугачева.
– Государь-то в бороде, – говорил однажды Долгополов Перфильеву, – и кажется, не похож на того, которого я видел в Ранбове (Ораниенбауме).
– Ну, брат, – отвечал Перфильев, – у всякого человека лицо переменится, когда обрастет бородой.
Этот ответ не удовлетворил Долгополова, да и Перфильев видел, что этот разговор начат неспроста.
– Ты, конечно, – сказал он Долгополову, – еще что-то хотел говорить; у тебя, видно, есть еще что-нибудь на уме: говори, не опасайся; все, что скажешь, все будет тайна, я не обнесу.
– Ведь это не государь?
– Мы и сами видим, – отвечал Перфильев, – что не государь, да уж так быть, коли в дело вступили. Домой показаться нельзя, всяк знает, что мы были у него в команде. Я сам был в Петербурге, и меня граф Орлов просил, чтобы связать и привезти живого Пугачева, и денег мне больше ста рублей дал.
– Буде вы согласны это сделать, – заметил Долгополов, – то напишите письмо князю Орлову, а я отвезу.
Перфильев не ответил ни слова на это предложение, и разговор прекратился, но Долгополов видел, что большинство казаков недовольно своим положением и желало бы выйти из него.
– Долго ли нам волочиться с места на место, – говорили они, – дома свои мы оставили, и всякий день нас убавляется: иного убьют, другой потонет, иных казнят, и так нас переведут, что и на Яике никого не останется.
Такие рассказы еще более убеждали Долгополова в возможности склонить казаков выдать самозванца и, достигнув этого, получить значительную награду, обещанную правительством. Но для успеха такого дела необходимы были деньги, которыми Долгополов не располагал, и вот в голове его родилась мысль ехать в Петербург и предложить свои услуги правительству. Но как уйти из толпы? Долгополов долго об этом думал и наконец довольно удачно воспользовался тем, что Пугачев пришел на Волгу.
– Я, батюшка, – говорил однажды Долгополов самозванцу, – и порох к тебе вез, пудов с шестьдесят, да на судне оставил под Нижним.
– Где ты его взял? – спросил Пугачев.
– Порох этот послан вам от Павла же Петровича.
– Как ты его провезти мог?
– Я положил его в бочку, а чтобы прочие не видали, то засыпал его сверху сахаром. Отпусти ты меня, батюшка, так я и порох-то пришлю, да и Павла Петровича привезу.
– А как же ты Павла Петровича привезешь?
– Привезу, – отвечал Долгополов, – это не твое дело[729]
.Получить порох было весьма важно для Пугачева и теперь