Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

«Ее императорскому величеству известно по делам, – писал князь А.А. Вяземский[1019], – что некоторые приличившиеся в важных преступлениях колодники от изнурительного их содержания умирают, и для того высочайше повелеть мне соизволила сие на примечание к вашему сиятельству отписать, касательно Пугачева и его сообщников, дабы в содержании оных употреблена была вся возможная осторожность для того, чтобы и с ними того же приключиться не могло, тем более что П.С. Потемкин по приезде в Москву гораздо слабее его нашел против того, каков он из Симбирска был отправлен. Было бы весьма неприятно ее величеству, если бы кто из важных преступников, а паче злодей Пугачев, от какого изнурения умер и избегнул тем заслуженного по злым своим делам наказания».

«Имею честь вашему сиятельству донести, – отвечал на это князь Волконский[1020], – что во все время правления моего Тайной экспедицией, кроме одного, да и то пустого колодника в содержании не умерло. Равно и по комиссии о злодее не только все живы, но и здоровы, как и самый злодей. Но что он стал хуже, то натурально: первое, что он был все в движении, а теперь на одном месте; второе, сколько он ни бессовестен и ни глуп бы был, но однако же нельзя тому быть, чтоб не устрашали его мерзкую душу соделанные им злодейства, а за оные не ожидал бы он по всем законам отмщение. Однако же при всем том он не всегда уныл, а случалось, что он и смеется. Да и вчера Шешковскому сказал, что он всемилостивейшей государыне вины свои заслужит; а некогда говорил же ему, чтоб закласть его в столб. Чего ради ваше сиятельство покорно прошу об оном и ее императорскому величеству всеподданнейше доложить».

В начале декабря следствие над преступниками, производимое князем Волконским, П.С. Потемкиным и Шешковским, было окончено и отправлено в Петербург. 20 декабря был публикован в столице подписанный накануне императрицей манифест[1021], по которому Пугачев и его сообщники предавались суду соединенного присутствия Сената, членов Синода, президентов всех коллегий и особ первых трех классов, в Москве находившихся. Ведение всего дела возлагалось на генерал-прокурора князя Вяземского, который 21 декабря выехал из Петербурга в Москву.

«Пожалуй, – писала при этом императрица князю Волконскому[1022], – помогайте всем внушить умеренность, как в числе, так и в казни преступников. Противное человеколюбию моему прискорбно будет. Не должно быть лихим для того, что с варварами дело имеем».

Вечером 25 декабря князь Вяземский приехал в Первопрестольную столицу. «Сколько ни старался в пути моем поспешать, – писал он Г.А. Потемкину[1023], – но ранее приехать не мог. Дорога до Торжка дурна, а оттуда до Москвы изрядна, и сие удерживало меня в пути долее, нежели бы я желал, а напоследок промедление происходило и от лошадей, из которых городские[1024] не совсем еще привыкли к нынешнему их употреблению».

В тот же день князь Вяземский виделся с князем Волконским и решили на следующий день осмотреть предназначенное для заседаний суда помещение в Кремлевском дворце, так как в залах Сената было невозможно поместить всех членов суда. Охотников присутствовать в суде было очень много, и до князя Вяземского дошли слухи, «что некоторые из отставных готовятся в собрание, думая, что и они будут приглашены»[1025].

Наступившие праздники и неприбытие из Петербурга сенаторов задерживали открытие суда. 29 декабря 1774 года в Сенате московских департаментов было первое собрание, на котором присутствовали все находившиеся в Москве сенаторы[1026]. По прочтении манифеста и описания «Происхождения дел злодея Пугачева» генерал-прокурор предложил просмотреть списки лиц первых трех классов, как состоявших на службе, так и находившихся в отпуску в Москве. Собрание постановило пригласить всех членов Синода[1027], двух генерал-аншефов[1028], восемь генерал-поручиков[1029], двух тайных советников[1030] и всех президентов коллегий[1031].