– У нас не осталось ни пороху, ни ружейных патронов, – говорил он, – не лучше ли сдаться без сопротивления, ибо нам против столь многочисленной толпы защищаться уже невозможно.
– Сдаваться злодеям, – отвечал на это Пироговский, – не видя от них еще серьезной опасности, нет никакой надобности[531]
.Скрипицын не слушал советов Пироговского и настаивал на своем. Он вторично отправил сержанта в лагерь самозванца, чтобы тот окончательно убедился, истинный ли это государь или нет? Для сержанта и большинства присутствовавших было ясно, что вторичная посылка требовала утвердительного ответа. Сержант опять посмотрел на Пугачева и на этот раз признал его государем.
– Теперь я узнаю, что ты подлинно наш надёжа-государь, – сказал он и поклонился.
– Ну, так уговори своих офицеров, – сказал Пугачев, – чтобы не проливали напрасно крови и встретили бы меня с честью.
Посланный обещал исполнить требование.
– Господа офицеры, полно, не противьтесь, – кричал сержант, возвращаясь в крепость, – он подлинный наш государь Петр Федорович!
Весь день 19 июня прошел в Осе в совещаниях, сдаваться или нет? А между тем утром 20-го числа мятежники стали приближаться к пригороду. Впереди везли возы сначала на лошадях, а потом на людях; за возами шла толпа, готовая броситься на штурм. С городской стены открыли было огонь, но когда заметили, что инсургенты подошли уже близко и намерены зажечь сено и солому, то, опасаясь пожара, жители просили остановиться.
– Не подвигайте возов близко, – кричали они, – дайте нам сроку до завтра посоветоваться, мы сдадимся без драки!
Возы были остановлены, и перестрелка прекратилась[532]
.Майор Скрипицын приказал всей команде, жителям и духовенству быть готовыми к сдаче пригорода и крепости, а сам отправил парламентера к Пугачеву спросить, «не будет ли его, майора, и команду казнить, за чинимое до того договору сопротивление». Ему отвечено, что государь не только не казнит его, но оставит командовать своими, но только с условием, чтобы при сдаче команда оставила свои ружья, пушки и, выйдя из крепости в открытое поле, ожидала прибытия самозванца.
Вечером, 20 июня, все караулы в Осе были сняты, захваченные в плен в предыдущих сражениях мятежники выпущены на свободу, а убитые и валявшиеся до того в форштадте ночью похоронены.
Утром, 21 июня, в городе тихо прозвонили в колокола и отворили ворота. Жители и войска, имея во главе майора Скрипицына и поручика Пироговского, вышли с колокольным звоном из города с иконами, хлебом-солью и со знаменем. «Обезоруженные солдаты, – говорит очевидец[533]
, – распустив волосы по плечам, уныло шли к нам». При приближении самозванца все встали на колени, а Скрипицын приказал преклонить знамя.– Бог и государь тебя прощает, – сказал Пугачев, обращаясь к майору, и приказал не брать у него шпаги. – Если будешь служить верно, то получишь награду.
Команда была отведена в лагерь, приведена к присяге и названа
Забрав все ружья, восемь пушек, Пугачев сжег Осу, причем сгорела и церковь. Простояв несколько часов в лагере, в трех верстах от пригорода, самозванец в тот же день двинулся к Рождественскому заводу и, не доходя до него верст 50, ночевал в поле.
По показанием различных выходцев, силы Пугачева в это время находились в пределах от 5 до 8 тысяч человек и состояли из уфимских башкиров, кунгурских и тулвенских татар, красноуфимских казаков, экономических и помещичьих крестьян, живших в окрестностях Осы[535]
.Наутро Пугачев собрал к себе яицких казаков и объявил им, что через нарочно присланного получил письмо от сына, который желает видеться с ним в Казани, и потому он идет к нему на свидание.
Отправив приказание башкирцам выходить в поход с каждого дома по одному человеку, а если в доме три человека, то двум, «дабы во время проезда самого государя была команда больше и тем бы показалась красива»[536]
, Пугачев рано утром, 22 июня, двинулся к Рождественскому заводу и расположился лагерем на берегу Камы. Как только заводские крестьяне деревень Пристаничной, Зубачевки и экономические села Дубровы увидели толпу, они тотчас же стали готовить