Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

– У нас не осталось ни пороху, ни ружейных патронов, – говорил он, – не лучше ли сдаться без сопротивления, ибо нам против столь многочисленной толпы защищаться уже невозможно.

– Сдаваться злодеям, – отвечал на это Пироговский, – не видя от них еще серьезной опасности, нет никакой надобности[531].

Скрипицын не слушал советов Пироговского и настаивал на своем. Он вторично отправил сержанта в лагерь самозванца, чтобы тот окончательно убедился, истинный ли это государь или нет? Для сержанта и большинства присутствовавших было ясно, что вторичная посылка требовала утвердительного ответа. Сержант опять посмотрел на Пугачева и на этот раз признал его государем.

– Теперь я узнаю, что ты подлинно наш надёжа-государь, – сказал он и поклонился.

– Ну, так уговори своих офицеров, – сказал Пугачев, – чтобы не проливали напрасно крови и встретили бы меня с честью.

Посланный обещал исполнить требование.

– Господа офицеры, полно, не противьтесь, – кричал сержант, возвращаясь в крепость, – он подлинный наш государь Петр Федорович!

Весь день 19 июня прошел в Осе в совещаниях, сдаваться или нет? А между тем утром 20-го числа мятежники стали приближаться к пригороду. Впереди везли возы сначала на лошадях, а потом на людях; за возами шла толпа, готовая броситься на штурм. С городской стены открыли было огонь, но когда заметили, что инсургенты подошли уже близко и намерены зажечь сено и солому, то, опасаясь пожара, жители просили остановиться.

– Не подвигайте возов близко, – кричали они, – дайте нам сроку до завтра посоветоваться, мы сдадимся без драки!

Возы были остановлены, и перестрелка прекратилась[532].

Майор Скрипицын приказал всей команде, жителям и духовенству быть готовыми к сдаче пригорода и крепости, а сам отправил парламентера к Пугачеву спросить, «не будет ли его, майора, и команду казнить, за чинимое до того договору сопротивление». Ему отвечено, что государь не только не казнит его, но оставит командовать своими, но только с условием, чтобы при сдаче команда оставила свои ружья, пушки и, выйдя из крепости в открытое поле, ожидала прибытия самозванца.

Вечером, 20 июня, все караулы в Осе были сняты, захваченные в плен в предыдущих сражениях мятежники выпущены на свободу, а убитые и валявшиеся до того в форштадте ночью похоронены.

Утром, 21 июня, в городе тихо прозвонили в колокола и отворили ворота. Жители и войска, имея во главе майора Скрипицына и поручика Пироговского, вышли с колокольным звоном из города с иконами, хлебом-солью и со знаменем. «Обезоруженные солдаты, – говорит очевидец[533], – распустив волосы по плечам, уныло шли к нам». При приближении самозванца все встали на колени, а Скрипицын приказал преклонить знамя.

– Бог и государь тебя прощает, – сказал Пугачев, обращаясь к майору, и приказал не брать у него шпаги. – Если будешь служить верно, то получишь награду.

Команда была отведена в лагерь, приведена к присяге и названа «Казанским полком», командиром которого был назначен Скрипицын, произведенный самозванцем в полковники[534]. Солдатам остригли волосы, сняли с них мундиры и одели по-казацки.

Забрав все ружья, восемь пушек, Пугачев сжег Осу, причем сгорела и церковь. Простояв несколько часов в лагере, в трех верстах от пригорода, самозванец в тот же день двинулся к Рождественскому заводу и, не доходя до него верст 50, ночевал в поле.

По показанием различных выходцев, силы Пугачева в это время находились в пределах от 5 до 8 тысяч человек и состояли из уфимских башкиров, кунгурских и тулвенских татар, красноуфимских казаков, экономических и помещичьих крестьян, живших в окрестностях Осы[535].

Наутро Пугачев собрал к себе яицких казаков и объявил им, что через нарочно присланного получил письмо от сына, который желает видеться с ним в Казани, и потому он идет к нему на свидание.

Отправив приказание башкирцам выходить в поход с каждого дома по одному человеку, а если в доме три человека, то двум, «дабы во время проезда самого государя была команда больше и тем бы показалась красива»[536], Пугачев рано утром, 22 июня, двинулся к Рождественскому заводу и расположился лагерем на берегу Камы. Как только заводские крестьяне деревень Пристаничной, Зубачевки и экономические села Дубровы увидели толпу, они тотчас же стали готовить «коломенки» для переправы государя, но Пугачев в этот день не переправился и закончил свою деятельность тем, что повесил майора Скрипицына и капитана Смирнова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее