Дойдя до Мензелинска и получив известие, что из Сарапула спускаются три барки с вооруженными людьми, полковник Обернибесов с своим отрядом и 50 человеками вооруженных мензелинских жителей форсированным маршем перешел в деревню Ветки, сделав в 16 часов более 80 верст. Здесь он узнал, что барки с мятежниками находятся у села Челнова, вверху Камы. Расставив стрелков по берегу, Обернибесов ожидал приближения барок, но наступил вечер, а мятежники не показывались. Тогда Обернибесов, не желая дать им возможности спуститься вниз ночью, отправил вверх по Каме несколько гребных лодок с 35 вооруженными людьми, а за ними берегом послал 16 человек рядовых с прапорщиком Буниным. Пройдя 7 верст, лодки и команда встретили плывших мятежников, потопили несколько лодок с людьми и принудили две барки сдаться; третья барка успела прорваться, но на высоте деревни Ветки была встречена выстрелами и посажена на мель. Захватив на всех судах 373 человека в плен, преимущественно крестьян помещиков Глебова и Собакина, полковник Обернибесов отправил их в Мензелинск, а сам пошел к Заинску с намерением следовать далее к устью реки Вятки.
В это же самое время находившийся в Бугульме полковник Кожин отправил графа Меллина с 130 человеками пехоты, 40 чугуевскими, 48 малороссийскими казаками и с двумя пушками из деревни Сарманаевой к Шуранскому перевозу на реке Каме. Подпоручик гвардии Ермолов с 120 человеками уланов послан был из Бузулука в Черемшан, где и должен был ожидать приказаний графа Меллина. Поручик Веденяпин с 40 драгунами и 80 яицкими казаками, выступив из Бугуруслана, должен был охранять пространство между слободой Черкасской и пригородом Сергиевским. Небольшие отряды от 30 до 40 человек были поставлены в Заинске, в деревне Шаутах и на новомосковской дороге. Таким образом полковник Кожин разослал свой отряд по разным местам, «а сам, – доносил он[550]
, – для удержания сего поста [Бугульмы] и всех здесь мятущихся в окололежащих селениях жителей,Предположения Кожина были не совсем точны.
До 21 июня Михельсон не имел точных сведений, где находится Пугачев. В этот день он разбил толпу мятежников на реке Бире и от захваченных в плен узнал, что самозванец говорил окружающим, что пойдет не к Кунгуру, а к Казани. Михельсон пошел по указанному направлению, 22 июня разбил мятежников на реке Таныпе и далее на пути узнал, что Пугачев переправился через реку Каму и что мятежники, найдя в Сарапуле суда, сели на них вместе с жителями и поплыли вниз по реке[551]
. «Я точного сведения о Пугачеве еще не имею, – доносил Михельсон 27 июня[552], – однако считаю, что сей злодей повернул к стороне Хлынова, почему и поспешаю на него и, может быть, должен буду перейти за Каму».Переправившись 29 июня через реку Танып и подойдя к деревне Садыбашевой, подполковник Михельсон рассеял толпу мятежников до 500 человек, причем от захваченных в плен получил ложные сведения о движении самозванца. Пленные говорили, что Пугачев в Сарапуле, и потому Михельсон двинулся к деревне Масляный Мыс, где узнал, что самозванец пошел к Казани. Найдя все паромы и лодки уничтоженными и не имея возможности переправиться в этом пункте, Михельсон повернул к селению Каракулину и отправил приказание поручику Мельгунову оставить на Ангазятском перевозе достаточную команду из верных нам иноверцев, а самому с 100 человеками уланов идти к нему на соединение.
Присоединение свежей кавалерии к отряду Михельсона было крайне необходимо. «Деташемент мой, – писал он князю Щербатову[553]
, – с самого начала был не в лучшем [не в исправном] состоянии, а особливо Архангелогородский эскадрон, в коем по большей части старые и изнуренные лошади, и составлен собранными со всего полка людьми, кои ныне на своих негодных лошадях так, как пешие; равномерно же и остаток казанских гусар [Казанского дворянского корпуса], как и большая часть моей прочей команды».В Каракулине было получено известие, что Пугачев пошел по Арской дороге прямо на Казань. Тогда Михельсон двинулся по кратчайшей Зюренской дороге, надеясь выйти на встречу Пугачеву, прежде чем он придет к Казани. «Я бы охотнее пошел по Арской дороге, – доносил он[554]
, – но опасаюсь, что его не догоню, а он мне снятием переправ по реке Вятке может сделать остановку. Ежели злодей действительно пошел к Казани, то я надеюсь, ежели прежде с ним не встречусь, [то] сего месяца 8 или 9 числа равномерно же прибыть к Казани».