Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

В ночь со 2 на 3 июля Михельсон с большими затруднениями переправился через реку Каму[555], 3-го числа дошел до села Пьяный Бор, 5-го числа переправился через реку Ижь, но, сколько ни торопился походом, он не находил возможным, с изнуренными людьми и лошадьми, поспеть к реке Вятке на перевоз ранее 8 июля. Поручик Мельгунов к нему не прибыл, а пошел на соединение с Обернибесовым к Мензелинску[556], и таким образом, не имея возможности освежить свой отряд и усилить переходы, Михельсон не успел предупредить самозванца и прибыл к Казани в то время, когда город был уже разорен мятежниками[557].

Находясь между реками Казацкой и Кулаком, тогдашняя Казань состояла преимущественно из деревянных построек и разделялась на три части: крепость, город и слободы. Крепость была в полуразрушенном состоянии и находилась в западной части города на берегу Казанки, причем самый длинный фас ее шел параллельно реке Булаку. Образуя сомкнутый многоугольник, крепость имела 750 сажен длины, и в юго-восточном углу ее был Спасский монастырь. К востоку от крепости раскинулся город, в котором наиболее выдающимися зданиями были гостиный двор и девичий монастырь. Оба здания находились вблизи крепости, и потому, овладев ими, можно было обстреливать крепость с двух сторон. Вокруг крепости и города насыпаны были земляные батареи, соединенные между собой рогатками. За ними лежали слободы, составлявшие предместья города. На берегу озера Кабана находилась слобода Архангельская, а левее ее – Суконная, через которую проходила дорога в Оренбург. К Суконной слободе прилегало Арское поле, в западной части которого, со стороны реки Казанки, были: загородный губернаторский дом, кирпичные заводы и роща, принадлежавшая помещице Неёловой. Между заводами и рощей пролегал большой сибирский тракт.

В начале 1774 года, с появлением башкирских шаек у границ Казанской губернии, были приняты меры к защите Казани, но меры эти были ничтожны. По распоряжению губернатора исправляли крепость, но за неимением средств и рук работы подвигались весьма медленно. По недостатку войск городская молодежь приучалась к военным порядкам при местных командах, и по желанию дворян дети их, находившиеся в гимназии, занимались фехтованием. Казанская гимназия купила на свой счет 450 карабинов и пики, и под руководством директора Каница производилось обучение учеников действовать оружием.

В Казани находилось до 400 человек регулярных войск разных команд. В конце июня прибыл полковник князь Одоевский с 120 человеками гренадер[558], а 10 июля должны были прибыть две роты Владимирского пехотного полка под начальством капитана Коха, в составе трех офицеров и 187 нижних чинов[559]. Таким образом, число регулярных войск доходило до 700 человек, а затем дальнейшая защита города зависела от числа вооруженных жителей. Полковник князь Одоевский предлагал сформировать отряд в 600 человек, выслать его навстречу Пугачеву, остановить наступательное движение самозванца и тем дать возможность Михельсону нагнать его и атаковать с тыла. Опасение оставить город без войск заставило совещавшихся прибегнуть к полумере и отправить навстречу самозванцу полковника Толстого с 100 человеками пехоты, 100 карабинерами и одним орудием. Вместе с тем решено было построить вокруг города несколько батарей, причем полковник Свечин предложил сделать вокруг слобод ров и при содействии жителей брался вырыть его в три дня[560]. Это предложение было отвергнуто и решено построить батареи только вокруг города, а слободы обнести рогатками и предоставить их собственной защите. Решаясь на такую меру, защитникам следовало всех жителей слобод перевести в город, а строение уничтожить, но так как этого сделано не было, то слободы представили прекрасное закрытие для мятежников при штурме города.

Такое упущение объясняется отчасти тем, что большинство не предвидело серьезной опасности городу. Зная, что самозванец преследуется со стороны Екатеринбурга отрядами майоров Гагрина и Жолобова, что из Башкирии идет за ним Михельсон, а близ Камы стоит полковник Якубович с своим отрядом, большинство начальствующих не верило, чтобы самозванец мог появиться у Казани.

«Приступая к рассуждению об оказавшихся якобы опасностях городу Казани, – писал генерал-майор Ларионов[561], – согласен я взять меры ко укреплению сего города; но как не предусматриваю я ни скорой к тому и ниже отчаянной опасности, то и желал бы, чтобы пронесшиеся о том слухи не потревожили живущих в здешнем городе и по окрестностям оного всякого звание и рода людей и не привели бы в замешательство нынешнего земледельчества».