Читаем Пуговичная война. Когда мне было двенадцать полностью

Ощетинившийся, как молодой кабан, Лебрак, с расстегнутым воротом и обнаженной головой, со сломанной дубиной, словно стальной клинок вонзался в отряд Ацтека-с-Брода, хватал врага за горло, тряс его, как грушу, несмотря на целый выводок вельранцев, повисших на его штанах, которые таскали его за волосы, осыпали пощечинами, лупили и колотили его. Потом он снова, подобно обезумевшему жеребцу, врывался в середину отряда и жестоко раскидывал в стороны вражеский кружок.

– Ага, вот и ты! Черт бы тебя побрал! – вопил он. – Негодяй! Тебе несдобровать, клянусь! Ты подохнешь! Прежде чем пустить тебе кровь, я отволоку тебя к Большому Кусту, и ты сдохнешь. Говорю тебе, сдохнешь!

С этими словами он при помощи подоспевших Курносого и Гранжибюса трамбовал врага ударами ног и кулаков. Таким образом они волочили отбивающегося изо всех сил вражеского главнокомандующего. Но Курносый и Гранжибюс держали его за ноги, а Лебрак приподнял за подмышки и, крепко проклиная его, грозился, что, если тот будет слишком выделываться, он ему болт открутит.

Всё это время основной состав обеих армий с чудовищным остервенением бился в жестокой схватке, однако победа определенно улыбалась лонжевернцам. Будучи цепкими и крепкими, они оказались хороши в рукопашной; несколько вельранцев, которых слишком грубо сбили с ног, отступили; другие не устояли, увидев, как уносят их генерала. Это было поражение, разгром и беспорядочное бегство.

– Хватайте их! Да хватайте же, черт бы вас побрал! Хватайте же! – издали вопил Лебрак.

И лонжевернские воины устремились за побежденными, но, как можно догадаться, беглецы не стали их поджидать, а победители не слишком долго преследовали противника. Уж больно им было интересно, как поступят с вражеским главнокомандующим.

V. На пыточном столбе

Раздев их и распяв, индейцы ликовали…

Ж.-А. Рембо. «Пьяный корабль»[26]

Несмотря на небольшой рост и хрупкое телосложение, чему он был обязан своим прозвищем, Ацтек-с-Брода был не из тех, кто сдается без сопротивления. Очень скоро Лебрак и его помощники убедились в этом на собственной шкуре.

Действительно, пока генерал вертел головой, чтобы побудить своих солдат к преследованию, пленник, подобно лисе, пользующейся минутным послаблением, чтобы заранее отомстить за ожидающие ее муки, вцепился крепкими зубами в большой палец своего носильщика и до крови укусил его. Курносый и Гранжибюс, получив башмаком под ребра, узнали, чего стоит слегка ослабить хватку и дать свободу вражеской ноге, которую каждый из них рукой прижимал к своему телу.

Когда Лебрак мастерским ударом кулака по физии Ацтека заставил того выпустить из зубов прокушенный до кости палец, он сызнова пообещал ему, подкрепляя свои слова проклятьями и ругательствами, что он ему заплатит за всё и всех и illico.

В самом деле, армия возвращалась в лагерь с единственным пленным. Да, именно Ацтеку предстояло поплатиться за всех.

Тентен, подошедший поближе, чтобы рассмотреть его, получил смачный плевок прямо в лицо, однако не обратил внимания на такое оскорбление и только от души позубоскалил, узнав вражеского военачальника.

– А, так это ты! Так-то, недоносок, теперь не отвертишься. Свинья! Была бы здесь моя сестрица Мари, вот она бы оттаскала тебя за волосы, это бы доставило ей большое удовольствие! А, так ты еще плюешься, змеюка! Только зря ты плюешься, это не вернет тебе твоих пуговиц и не спасет твоей задницы.

– Найди-ка веревочку, Тентен, – приказал Курносый, – сейчас мы свяжем эту колбасятину.

– Свяжи ему все лапы, сначала задние, а потом передние; а под конец привяжем его к большому дубу и отделаем как следует. И я обещаю тебе, что больше ты не будешь кусаться. И плеваться тоже, гад, мерзость, дерьмо собачье!

Подоспевшие воины приняли участие в операции; начали с ног. Однако, поскольку пленник не прекращал плеваться в тех, кто приближался к нему на расстояние плевка, и даже пытался укусить, Лебрак приказал Було порыться в карманах этого субчика и, воспользовавшись его носовым платком, заткнуть его поганую пасть.

Було повиновался: по мере возможности заслоняясь одной рукой от плевков Ацтека, другой он вытащил из кармана пленного квадратный кусок ткани неопределенного цвета, вероятно, в красную клетку; по крайней мере, белым он не был даже в те далекие времена, когда был чистым. И вправду, на взгляд заинтересованного наблюдателя, не было ничего менее привлекательного, нежели эта серовато-зеленоватая тряпка, замызганная по причине контактов с разнородными, очень несхожими предметами и, разумеется, из-за многочисленных случаев использования по назначению, а именно: гигиена, бинт, кляп, повязка, узелок, головной убор, перевязочный материал, полотенце, портмоне, кастет, щетка, метелка и т. д.



– Да уж, чистая вещица, – сказал Курносый, – в ней полно соплей. Не стыдно тебе, мерзот, носить в кармане такую пакость? И ты еще говоришь, что богат? Что за хрень! Такую и нищий выбросил бы; даже неясно, за какой конец ее брать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Место
Место

В настоящем издании представлен роман Фридриха Горенштейна «Место» – произведение, величайшее по масштабу и силе таланта, но долгое время незаслуженно остававшееся без читательского внимания, как, впрочем, и другие повести и романы Горенштейна. Писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, Горенштейн эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». При этом его друзья, такие как Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов, были убеждены в гениальности писателя, о чем упоминал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Современного искушенного читателя не удивишь волнующими поворотами сюжета и драматичностью описываемых событий (хотя и это в романе есть), но предлагаемый Горенштейном сплав быта, идеологии и психологии, советская история в ее социальном и метафизическом аспектах, сокровенные переживания героя в сочетании с ужасами народной стихии и мудрыми размышлениями о природе человека позволяют отнести «Место» к лучшим романам русской литературы. Герой Горенштейна, молодой человек пятидесятых годов Гоша Цвибышев, во многом близок героям Достоевского – «подпольному человеку», Аркадию Долгорукому из «Подростка», Раскольникову… Мечтающий о достойной жизни, но не имеющий даже койко-места в общежитии, Цвибышев пытается самоутверждаться и бунтовать – и, кажется, после ХХ съезда и реабилитации погибшего отца такая возможность для него открывается…

Александр Геннадьевич Науменко , Леонид Александрович Машинский , Майя Петровна Никулина , Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Саморазвитие / личностный рост