Пуговичная война. Когда мне было двенадцать

– Неважно! – решил Лебрак. – Суньте ему в пасть. Если тряпка сальная, ему будет чего похавать, так что ничего не пропадет. – И сильные руки завязали на затылке всунутый между челюстями Ацтека-с-Брода кляп, заставив таким образом его умолкнуть и перестать дергаться. – Намедни ты отдал приказ отстегать меня. Сегодня и ты будешь высечен прутом.

– Око за око, зуб за зуб! – провозгласил моралист Крикун.

– Давай, Гранжибюс, бери прут и стегай! Небольшая процедура перед снятием штанов, чтобы немножко потрясти этого симпатичного мусью, да к тому же такого выдумщика. А вы, парни, расступитесь. Шире круг!

И Гранжибюс вдумчиво и основательно нанес зеленым гибким и тяжелым прутом шесть свистящих ударов по ягодицам пленного, задыхающегося под кляпом от ярости и боли.

Когда это было сделано, Лебрак, вполголоса посовещавшись несколько минут с Курносым и Гамбеттом, которые затем незаметно удалились, радостно воскликнул:

– А теперь – пуговицы! Тентен, старик, готовь карманы, самое время, счастливый миг настал! И хорошенько всё подсчитай, не потеряй ничего!

Лебрак с осторожностью приступил к делу. И впрямь, хорошо бы не повредить мзду Ацтека резкими движениями и неловкими взмахами ножа, ведь этим вещам предстоит увеличить военную казну армии Лонжеверна.

Он начал с башмаков:

– Ого! Новые шнурки! Неплохо!

Но вскоре воскликнул:

– Вот свинство. Сколько узлов!

И медленно, постоянно посматривая на путы, оберегающие его лицо от удара мстительной ноги, который мог быть весьма увесистым, генерал распутал узел, расшнуровал башмак и, вытащив шнурок, передал его Тентену. Затем приступил ко второму. Дело пошло быстрее. Покончив со шнурками, он приподнял штанину, чтобы изъять резиновые подвязки пленного, которые должны были поддерживать чулки.

Тут Лебрака постигла неудача: у Ацтека была всего одна подвязка, другой чулок держался на мерзком обрывке тесемки. Но и его победитель тоже конфисковал, хотя и чертыхаясь:

– Ну что ты за вор такой! У тебя нет даже пары подвязок – и тут схитрил! Интересно, что твой папаша делает со своими монетами? Он их пропивает! Сын пьяницы! Чертов пьянчуга!

После этого Лебрак бдительно проследил, чтобы не было забыто ни одной пуговицы, ни одной петли. И очень обрадовался, увидев, что Ацтековы штаны держатся на вполне сносных помочах с двойной лапкой.

– Шикарно, – похвалил он, – семь пуговиц для портков. Вот это хорошо, дружок! В благодарность тебе полагается лишний удар палкой. Это научит тебя, как насмехаться над бедняками. Знаешь, мы у нас в Лонжеверне не скупимся. Ни на что не скупимся. Даже на палочные удары. А до чего же будет доволен первый из нас, кого вы схватите, когда получит такую славную пару помочей! Вот черт, я почти хотел бы, чтобы им оказался я!

К этому времени, лишенные всякой оснастки – пуговиц, пряжки и крючков, – штаны пленника уже гармошкой спадали на чулки.

Подштанники, жилет, куртка и рубашка тоже были в свой черед последовательно ободраны. В жилетном кармашке парня даже обнаружилась новенькая монетка в одно су, каковая в бухгалтерии Тентена поступила в разряд «запас на случай беды».

И когда многочисленные и скрупулезные осмотры убедили лонжевернских бойцов, что больше ничего, ну совсем ничегошеньки не выцарапать, когда отложили в сторонку трофей – ножик Ацтека, специально для Гамбетта, которого у того не было, – наконец было принято решение со всеми возможными предосторожностями развязать жертве руки и ноги. Пора бы уже.

Ацтек исходил пеной под кляпом; остатки его стыдливости были приглушены страданием или задушены яростью, поэтому, даже не подумав о том, чтобы подтянуть свои свалившиеся брюки и прикрыть виднеющиеся под рубахой красные от порки ягодицы, первым делом он вырвал изо рта свой злополучный жуткий носовой платок.

А потом, все же торопливо подобрав одежду на бедрах, принялся выкрикивать ругательства в адрес своих палачей.

Кое-кто уже собрался было наброситься на него и снова отхлестать, но Лебрак, изобразив великодушие, на что, разумеется, были свои причины, с улыбкой остановил их.

– Да пусть орет, если нашего малыша это радует, – насмешливо сказал он. – Обязательно надо, чтобы дети радовались.

Ацтек ушел, волоча ноги и плача от ярости. Разумеется, он задумал сделать то, что сделал Лебрак в предыдущую субботу: упал в первые же кусты и решил показать лонжевернцам, что он не глупее их. Поэтому он полностью разделся, снял даже рубашку, чтобы показать им свой зад.

– Он еще будет над нами издеваться, Лебрак, вот увидишь. Надо было еще разок вздуть его.

– Да ладно, перестаньте, – отвечал Лебрак, у которого, как у Трошю́, был свой план{32}.

– Ну, что я тебе говорил, черт побери! – воскликнул Тентен.

И правда, совершенно голый Ацтек резко выскочил из кустов и появился прямо перед флагом лонжевернцев. Показал им то, о чем говорил Тентен, обозвал их трусами, разбойниками, дохлыми свиньями, парнями без яиц… А потом, увидев, что они готовы броситься к опушке, убежал, петляя как заяц.

Далеко уйти ему, бедняге, не удалось…