Пуговица Дантеса

Читаем: «В апреле 1848 года я имел раз счастие обедать у государя. За столом, где из посторонних, кроме меня, были только графы Орлов и Вронченко, речь зашла о Лицее и оттуда – о Пушкине. “Я впервые увидел Пушкина, – рассказывал нам Его Величество, – после коронации, в Москве, когда его привезли ко мне из его заточения, совсем больного и в ранах… «Что вы бы сделали, если бы 14 декабря были в Петербурге?» – спросил я его между прочим. «Был бы в рядах мятежников», – отвечал он, не запинаясь. Когда потом я спрашивал его: переменился ли его образ мыслей и дает ли он мне слово думать и действовать впредь иначе, если я пущу его на волю, он очень долго колебался и только после длинного молчания протянул мне руку с обещанием сделаться иным.

И что же? Вслед за тем он без моего позволения и ведома уехал на Кавказ! К счастию, там было кому за ним приглядеть; Паскевич не любит шутить…”» [33]

Какой из всего этого можно сделать вывод? Будучи натурой страстной и прямолинейной, Александр Сергеевич, скорее всего, не лукавил; и будь он тогда в столице, наверняка с каким-нибудь Рылеевым или Кюхельбекером вляпался бы в пренеприятнейшую историю, изменившую дальнейшую судьбу. О чём прямо и заявил при разговоре с императором.

Но даже и это не даёт никому права говорить, что поэт был «самым декабристским декабристом». Не был. Поэтому утверждать можно только одно: Пушкин лишь

мысленно сопереживал тем, кто пытался что-либо изменить к лучшему. А вот к военно-масонской кучке не имел никакого отношения.

Из письма Ивана Горбачевского декабристу Михаилу Бестужеву:

«Я не могу забыть той брошюрки, которую я у тебя читал, – сочинение нашего Ивана Ивановича Пущина о своем воспитании лицейском и о своем Пушкине, о котором он много написал. Бедный Пущин, он того не знает, что нам от Верховной Думы было даже запрещено знакомиться с поэтом Александром Сергеевичем Пушкиным, когда он жил на юге; – и почему? Прямо было сказано, что он по своему характеру и малодушию… сделает донос тотчас правительству о существовании Тайного общества. И теперь я в этом совершенно убежден, – и он сам при смерти это подтвердил, сказавши Жуковскому: “Скажи ему, если бы не это, я был бы весь его”. Что это такое? И это сказал народный поэт…» [34]