Пункт назначения – Москва

В 4 часа утра мы с Генрихом уселись в сани. Возницей был русский хиви Ганс. Темное ночное небо было затянуто тучами, и ветер то и дело швырял нам в лицо снежные заряды. Над нашими головами вдоль дороги ударила вражеская пулеметная очередь, в Гридино продолжали рваться снаряды. Над Крупцово в небо взлетела осветительная ракета. Вероятно, русские проводят разведку боем! – подумал я. Над тыловым районом где-то высоко в небе монотонно тарахтела «Хромая утка». Это были звуки обычной ночной симфонии оборонительной линии Кёнигсберг, которые были хорошо знакомы нашему уху.

Когда мы подъехали к тыловой деревне, я подал знак Гансу, чтобы он свернул к домику Нины. Внутри горел свет. Ольга открыла дверь еще до того, как я успел постучать.

Нина лежала в кровати и смотрела на меня своими огромными глазами. Они уже не были затуманены от высокой температуры, а смотрели проницательно и таинственно, как и раньше. Я придвинул к кровати стул и взял ее руку. Пульс был ритмичным и наполненным. Нина крепко пожала мне руку и задержала ее в своей руке.

– Я вам очень благодарна, герр доктор, за все, что вы для меня сделали! Вы…

У нее на глаза навернулись слезы, и она на мгновение отвернула голову в сторону, по-прежнему не выпуская моей руки.

Не пытаясь высвободить свою руку, я ласково сказал ей:

– Скоро тебе будет гораздо лучше, Нина! Я знал, что ты справишься с болезнью – у тебя есть сила воли!

Ольга стояла в ногах кровати и буквально светилась от радости. Нина что-то сказала ей по-русски, и Ольга отошла к печи. Поставив самовар на стол, она налила мне чашку горячего чая.

– Я ухожу в отпуск, Нина! Сейчас я еду в Ржев! – сказал я.

– Я знаю это! – отозвалась она.

– Откуда ты можешь это знать? – удивленно спросил я.

– Фельдфебель рассказал мне об этом еще вчера! – Она немного помолчала. – И я знала, что сегодня утром вы заедете ко мне! Мы с Ольгой ждали вас с пяти часов утра!

Оказывается, она знала меня лучше, чем я думал! Смутившись, я отошел к печи.

– Конечно, я хотел сказать тебе «до свидания»…

Я обернулся. Нина встала с постели и, неуверенно ступая, подошла ко мне. Она выглядела трогательно хрупкой. После перенесенной болезни она сильно исхудала – но мне показалось, что она стала еще красивее, чем когда-либо прежде.

– Нина, тебе нельзя!.. – запротестовал я.

Она пошатнулась, обняла меня и прижалась лицом к моему плечу. Ее длинные светлые волосы рассыпались по моей руке. В ее глазах уже больше не было тайны.

Я нежно поднял ее на руки и отнес назад в постель.

– Зачем ты сделала это, Нина? Ты еще слишком слаба, чтобы вставать!

– Я не хотела, чтобы вы вспоминали обо мне как о больной и беспомощной женщине, когда снова будете в Германии!

– Ты должна еще как минимум неделю оставаться в постели, Нина! Я скажу Ольге, что тебе нельзя вставать с постели раньше чем через неделю!

– Хорошо, герр доктор! Я сделаю все, как вы говорите!

– А теперь мне пора идти! Солдаты ждут меня!

– Но вы же вернетесь назад, герр доктор, не правда ли?

– Да, конечно, примерно через шесть недель.

Я быстро пожал ей руку и, не оглядываясь, вышел из дома.

В 10 часов утра мы уже прибыли на железнодорожный вокзал Ржева. Во время боевых действий здание вокзала было сильно разрушено. Генрих и Ганс занесли мой багаж в купе, мы распрощались, и я сел в поезд. С левой стороны вагона в окнах не сохранилось ни одного целого стекла. И вообще поезд имел довольно необычный вид: перед паровозом были прицеплены три длинных товарных вагона, два первых вагона были доверху загружены щебнем, а в третьем лежали запасные рельсы и строительные материалы. Это были вынужденные меры предосторожности против партизан, которые часто минировали железнодорожную линию Вязьма – Смоленск, а потом нападали на вынужденные остановиться поезда. По этой причине все отпускники имели при себе оружие.

В 15 часов поезд наконец тронулся с места, и в 20:00 мы прибыли в Вязьму. На ужин мы получили солдатский хлеб, консервированную колбасу в металлических банках и по кружке «негритянского пота». На следующее утро к нашему поезду прицепили еще несколько вагонов с отпускниками, и окутанный паром паровоз потащил наш состав в сторону Смоленска.

Всю дорогу поезд ехал со скоростью не более чем двадцать пять – тридцать километров в час, поэтому состав не сошел с рельс, когда в 10 часов вечера мы наскочили на мину. Серьезные повреждения получил только первый товарный вагон, нагруженный щебнем, который сошел с рельс. Отпускники высыпали из поезда, облепили поврежденный вагон и по команде столкнули его вниз с насыпи.

Тем временем другие начали ремонтировать поврежденный взрывом участок пути. Через несколько часов новые рельсы были уложены, и мы медленно поехали дальше к Смоленску.