– Поэтому мы стали занимать дома у Стены. Было немного таких, как я. Еще были турки в захламленных домах, которые им предоставили. В разрушенных домах иногда было по-настоящему страшно. Там была только мебель, места были полностью оборудованы, а люди ушли. Мы думали: «Что произошло?»
Таина и ее друзья основали коммуну. Они жили вместе в этих заброшенных местах.
– Мы были панками в то время. Мы были политическими панками. В многочисленных домах у нас были свои клубы и группы. Стоило это все недорого – только одну, две, три марки. У группы было немного денег, а пиво и другая выпивка были дешевыми.
Так прошло несколько лет. В какой-то момент жизни Таина поняла, что беременна и живет в месте стихийного заселения.
– Для меня это было очень плохо. Вдруг я оказалась одна с сыном. Рядом не было никого, кто мог бы помочь. На самом деле это была очень странная ситуация.
Таина и Нурие не имели близких людей, были матерями-одиночками в совсем незнакомом месте.
Однажды Стена пала. Таина везла своего сына в коляске, когда заметила пару панков из Восточной Германии, пролезающих через дыру в Стене.
– Где ближайший музыкальный магазин? – спросили ее. – Мы хотим купить пластинки панков.
– Тут есть один совсем рядом, – ответила она. – Но я не думаю, что у вас хватит денег.
Они спросили о цене, и когда она ответила, у них вытянулись лица. У Таины почти совсем не было денег в то время, но она открыла кошелек и отдала им все, что имела.
– Эй, парни, – позвала она. – Пойдите и купите себе пластинку панков.
Когда Нурие услышала рассказ Таины, она подумала про себя: «Еще одна сумасшедшая, как я». Она никому не говорила раньше, но призналась Таине, что ее муж умер в Турции не от сердечного приступа, а от туберкулеза.
– Мне всегда было стыдно говорить об этом, – сказала она. – Это заболевание бедных. У него не было достаточно еды. Ему не оказывали медицинскую помощь. Это еще одна причина, по которой я приехала сюда. Я думала, он мог бы получить лечение. Возможно, я смогла бы привезти его сюда. Но было уже слишком поздно.
После смены Нурие и Таины на пост заступил Мехмет Кавлак, семнадцатилетний немец турецкого происхождения в мешковатых джинсах. Он постоянно слушал музыку в стиле хип-хоп, и ему грозили отчислением из школы. Мехмет был в паре с белым учителем-пенсионером Детлевом, старомодным коммунистом, который сердито сказал Мехмету:
– Это противоречит всем моим убеждениям.
Мехмет относился к реформистской политике – попытке прийти к постепенным изменениям – как к нонсенсу. И все же он был здесь. Ночь шла, и Мехмет начал рассказывать о своих проблемах в школе. Через некоторое время Детлев предложил принести ему заданные уроки, чтобы им было о чем поговорить. Прошли недели и месяцы.
– Он стал мне как дед, – рассказывал мне потом Мехмет.
У парня повысилась успеваемость, и школа больше не грозила ему отчислением.
Тент, который немного накрывал спонтанный лагерь, имел надпись «Sudblock». Так назывались гей-клуб и кафе, открывшиеся несколько лет назад прямо перед жилым комплексом. Когда кафе открылось, турецкие жители просто выходили из себя от злости. По ночам в кафе разбивали окна.
– Думаю, им не следовало открывать это долбанное гей-кафе в моем районе, – сказал мне Мехмет.
У Ричарда Штейна, в прошлом медбрата, открывшего клуб, была маленькая остроконечная бородка. Он рассказывал мне, что приехал в Котти из маленькой деревни недалеко от Кельна, когда ему было немногим больше двадцати. Так же как Нурие и Таина, считал себя беглецом.
– Когда ты вырос в маленькой деревне в Западной Германии, – говорит он, – и ты гей, ты вынужден уехать. Другого выбора нет.
Чтобы попасть в Западный Берлин, ему пришлось добираться по узкой маленькой трассе, окруженной вооруженной охраной. Он говорил:
– Западный Берлин был островом в коммунистическом море, и Котти был окружен Стеной.
Котти он видел как разрушенный остров внутри разрушенного острова. По его словам, истинный берлинец всегда приезжий. В этом настоящий Берлин.
Первый бар, открытый Ричардом в начале 1990-х годов, назывался «Кафе Anal». (Другое название, которое он обдумывал, было «Гей-Свинка».) У них проходили ночи трансвеститов. В годы после падения Стены, когда мир устремился в Берлин, чтобы повеселиться на новом Диком Западе, их вечеринки считались одними из самых жестких в городе. Когда Ричард открыл в Котти «Sudblock», он пригласил соседей зайти в кафе на кофе и пирожные. Некоторые гости были осторожны, если не сказать хуже. Другие бросали на него сердитые взгляды.
Когда начался протест, Ричард и другие люди из «Sudblock» обеспечили пикетчиков стульями, тентом, напитками и едой. Все совершенно бесплатно. Потом Ричард предложил собираться у него в баре для проведения запланированных собраний.
– Некоторые из нас были очень скептически настроены, потому что здесь очень много консервативных людей, – рассказывал мне Маттиас Клаузен, один из местных жителей.
– И многие из них были гомофобами, – добавил Санди Калтнборн.
Поэтому Ричард переживал, что люди не придут.