Читаем Пункт третий полностью

– Фейгель только пулемет из погреба доставал, – снисходительно заметил Игорь Львович, одобряя, видимо, легкий юмор противника. – За гранатами его разве что самоубийца пошлет. Так что на чердаке у нас порядок, верьте слову.

– Flamma fuma est proxima[48], – улыбнулся Первушин. – Правильно, Александра Юрьевна? Чердак осмотрите повнимательней, капитан, может, хоть одна завалящая в углу осталась.

Дверкин с боксером хохотали от души; Старицкий же отвернулся, недоумевая, почему не отбрили сразу вмешавшегося в чужой разговор чекиста.

– А с оборотнем-то что же? Поймали? – спросила Александра Юрьевна.

– Ну вот, вооружились мы, как всегда, – отвечал Рылевский, – за калитку вышли, вдруг Прохор оступился, ногу подвернул и кричит: что это, мол, большевики под нашей калиткой какой-то дряни накидали, – наклонился, стал в травке шарить и вдруг еще громче заорал: «Стойте, ребята!.. Тут р-ружье!»

Мы вернулись, конечно, рассмотрели ружье – очень оно на Ванькин обрез было похоже. Тут у Дверкина в голове просветлело внезапно, он и говорит: «А ведь это Ванька в меня палил, точно. Из кустов стрелял, а потом выскочил и в деревню понесся».

Вот таким образом вычислен был большевик, а про оборотня мы только утром все поняли, как богоносца похмелили.

– Кабан, понимаешь, – басом сказал боксер, – кабан в огород к нему ходить повадился, картошку подкапывал да жрал; Ванька его до брода выследил да в кустах засаду устроил.

– А Дверкин-то тут при чем, – не выдержала Сашка, – или он спьяну на карачках шел?

– Радио, – смущенно сказал Дверкин, – радио слушал.

– Александр Иванович всегда на ходу изволят радио слушать, – вмешался Старицкий. – Даже когда они ночью по лесу ходют, они себе новости по «Свободе» поймают и идут просвещаются.

– Приемник у него трещит и фыркает – очень на кабана похоже, – закончил историю Рылевский. – Ванька и стал на звук стрелять – и очень, надо сказать, неплохо у него получилось – сумку пробил, приемник прострелил, – хрюканье, понятно, смолкло, и видит охотник: в молчанье выходит на него из тумана человек. Он пальнул еще разок – мимо, слава богу, руки уже, наверно, у него тряслись, – и бежать. Вот, собственно, и всё.

– Шляются по ночам, народ только смущают, – заключил Старицкий.

«А может, и не фарс, – думал Валентин Николаевич, отсмеявшись вместе со всеми и возвращаясь к чтению. – Вся жизнь у них такая. Ну а где кабан с приемником, там уж и мины, и латынь, и сани – все что хочешь».

Глава 4

16 января 1980 года

Утро

1

– Там всягда еще сани грузовые стоят, – сказал Колыма. – Ну, цястерна большая, в рабочке.

– А почему двоих? – переспросил Виктор Иванович, ежась от холода.

Небольшая холодная подсобка, где они беседовали, была заставлена ломаными ящиками, на одном из которых, с трудом сохраняя равновесие, и помещался капитан. Перед ним, охватив себя руками за плечи, стоял окоченевший шнырь; он выскочил, едва открыли барак, и в спешке не успел одеться как следует.

Сонный и усталый начальник задерживал его, уточняя неизвестно зачем ясные, как стекло, расклады.

– Один не снясет, сказал, много будет положено.

– Так, – соображал Васин, – а когда это вы с ним базарили?

– Да перед отбоем вчера, начальник, я ж те сказал: прям перед отбоем.

Шнырь уже не стоял, а подпрыгивал на месте, колотя себя руками по бедрам, как петух, готовый запеть.

– Значит, – опять повторил Васин, раскачиваясь потихоньку на скрипучем ящике, – ты должен двух людей отправить, чтоб они оттуда, из цистерны, что-то тяжелое вынули и в зону жилую притащили, так?

– В ШИЗО, – уточнил Колыма. – Он сказал, яво прям с самого развода в ШИЗО возьмут. Вот я и спрашиваю, начальник, что делать? Рябят-то посылать, чтоб ты их заловил, как вынут, или ты раньше, сам, с понтом, кидняк обнаружишь? Холодно тут, начальник, – подныл шнырь.

– Холодно, – согласился Васин. – Надо подумать.

Он попытался встать, опираясь ладонью об угол ящика; тонкие, насквозь промерзшие плашки треснули со смачным и сильным хрустом сразу в нескольких местах, и капитан сел с размаху на грязный земляной пол.

Зэк мелко и неприятно захихикал, но тут же опомнился и сказал:

– Все одно к одному, гражданин капятан, пора отсюда дергать, пока не околели.

– Пора, пора, – повторил капитан, отряхивая шинель. – Ты ребят налаживай, а сам и близко не подходи. И вообще – молчи, понял? Если хоть одно слово в сторону уйдет – меньше чем на новый срок не рассчитывай. Ну все, гуляй.

В щели здорово задувало; притихшая ночью метель расходилась опять. Капитан постоял еще немного в захламленной пристройке. Нити от мин. Стало быть, Рылевский собирался под видом еды чужими руками затащить в зону хорошую порцию взрывчатки. Вот и все нити.

Пермь до сих пор не ответила на его ночной сигнал. Он всю ночь просидел в штабе у телефона; в восьмом часу к нему явился ДПНК[49] и сказал, что такому-то не терпится стукнуть. Пришлось бросить телефон и тащиться в зону. Сообщение, правда, того стоило: действовать надо было безотлагательно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези