Пургаторий

Наступило утро среды; Бильге лежала рядом, прижавшись ко мне. Я проснулся; спалось мне, как ни странно, не так уж плохо, учитывая, что она лежала на мне всю ночь и пахла спиртными напитками. Меня словно успокаивала мысль, что со мной лежала именно она.

— Бильге… — сказал я.

— М? — очнулась она.

— Убери руку.

— Ох… бля-я-я… — Бильге убрала руку; я тут же обернулся к ней.

Мы смотрели друг на друга, лежа под одним одеялом.

— Мы трахнулись? — спросила она.

— Сегодня мы стали ещё ближе к этому.

— Ну и что теперь?

— Давай, иди сюда, — сказал я и приобнял её.

— Ох…

Не знаю, что на меня нашло, но я подумал, что самое время попытаться сделать это; я наклонился к ней и принялся целовать её шею — она глубоко вдохнула.

— Что ты делаешь? — спросила она.

Я решил промолчать; она задержала дыхание, а потом я услышал, как она громко сглотнула слюну.

— Эй… — прошептала она.

Я продолжал делать то, что мне хотелось делать — продолжал обнюхивать и целовать её шею.

— Хорош! Всё! — крикнула Бильге, оттолкнувшись от меня и свалившись на пол.

Она поднялась на свою кровать; на ней было лишь нижнее бельё. Я приподнялся и присел напротив неё.

— Ты что делаешь?! — спросила она.

— А что не так? — спросил я. — Почему ты постоянно меня отвергаешь?

— Ты идиот! Кто тебе разрешил меня лапать?!

— А кто тебе разрешил меня лапать?

— Когда я тебя лапала?

— Сегодня ночью. Ты не только меня лапала, но даже поцеловала в шею.

— Ты дурак! Я была пьяная.

— Да какая разница?

— А то, что пьяные люди порой делают всякую хрень. Не смей больше ко мне прикасаться!

— Да что с тобой такое? Что тебе будет, если я прикоснусь к тебе?

— Мне как-то странно от этого.

— Что тебе странно? Ведёшь себя так, будто ты реально моя сестра.

Бильге, молча, присела на свою кровать; несколько секунд мы смотрели друг на друга.

— Келвин… — сказала она.

— Что такое?

— Не понимаю, почему ты считаешь, что это нормально.

— Это нормально.

— Нет, это не нормально, Келвин; я не готова к такому. Да, пару раз я, может быть, позволила себе распустить руки, но это было спонтанно; я ошиблась.

— А что не так? Что тебя смущает? Давай напрямую.

— Келвин, я понимаю — ты не хочешь принимать меня как сестру; это жестоко с твоей стороны. Но пойми же — я не могу трахаться с парнем, с которым росла всю свою жизнь.

Я просто был в изумлении; да она чокнутая. О чём она толкует?

— Не неси чепухи, — сказал я. — Мы не росли вместе.

Бильге расширила глаза.

— Келвин Горрети, — сказала она.

— Что?

— Твою мать зовут Вивьен Горрети.

«Что?! Откуда она это знает?!». Даже если она и читала досье — этой информации в нём быть не могло; и я никому об этом не говорил.

— Откуда ты об этом знаешь?!

— А твоего отца зовут Серхан.

Она опять была права.

— Откуда?! — снова спрашиваю я.

— Назови фамилию твоего отца, — холодным тоном сказала она.

— Его фамилия — Башаран… — сказал я и тут меня как молнией ударило.

Досье, Бильге Башаран. «Не может быть… она… она — моя сводная сестра?!». Я не понимал, что происходит.

— Ну? — говорит она. — Мой отец.

— Как… как это может быть?

— Очевидно у тебя проблемы с памятью; или ты меня не узнал.

— Я тебя узнал, — вдруг вспомнил я. — Я узнал с самого начала; просто что-то меня останавливало от того, чтобы я об этом… — Я потерял дар речи.

— Забавно, а я ведь реально однажды почти поверила, что перепутала тебя с кем-то; ещё тогда, в пещере. Но не может же быть два таких Келвина Горрети, правильно? Честно, я постеснялась спрашивать.

— Нет, я точно тот самый Келвин Горрети, — ответил ей я. — Ты не ошиблась; я твой брат.

— Значит, ты меня всё-таки помнишь?

Я действительно помнил всё. Когда я был совсем маленький, моя мать вышла замуж за турка по имени Серхан; у него была дочь по имени Бильге, которая была меня на два года старше. Мы с ней жили как брат и сестра в благополучной семье, увлекались видеоиграми. Когда мне было семнадцать лет, моя девятнадцатилетняя сестра добровольно отчислилась из университета и пришла домой, а затем целыми днями сидела за компьютером; она наотрез отказывалась восстанавливаться, либо поступать куда-либо снова — её отец был недоволен и вскоре решил, что ей пора преподать урок — он выгнал её на улицу. Конечно, он надеялся на то, что она вернётся и попросит прощения, согласится снова куда-нибудь поступить; однако она не вернулась…

— Я помню, Бильге, — промолвил я. — Я помню тебя.

Она, молча, кивнула.

— Вот только не пойму, — продолжил я. — Как я мог забыть?

— Тебя контузило гранатой, — предположила она.

— Нет, невозможно; я точно помню, что не отдавал себе об этом отчёта ещё до нашей первой битвы — до того, как меня контузило. Граната здесь не причём — я уверен на сто процентов.

— Тогда я не знаю; да и мне как-то похрен — вспомнил и ладно. Ты точно не придуриваешься?

— Нет, — ответил я. — И я постараюсь выяснить, почему это произошло.

— Так ты признаёшь меня сестрой?

Я кивнул; в ответ, она улыбнулась.

Мы оделись и вышли из номера; было очень тихо. Мне всё ещё было не по себе из-за этого казуса. Удивительным было ещё то, что, как парадоксально не звучало, удивлён я не был — будто уже заранее знал об этом.