Леди Перкин умерла весной 1929 года в возрасте 90 лет. После смерти мужа она продолжала заниматься благотворительностью в местных церковных приходах и Армии Спасения
[67]. Она могла бы гордиться дочерьми: одна занялась миссионерской работой, другая стала медсестрой. После смерти местная газета назвала ее «доброй, грациозной и милой Леди Благодать» и заметила, что Садбери переменился, перестал быть скромной деревушкой, какой являлся во времена ее брака. К 1929 году мало кто из местных мог рассказать о первых опытах ее мужа и о том, к чему они привели.Девять лет спустя, через век после рождения Перкина, он снова стал знаменитостью, по крайней мере, в залах химических обществ. В этот особенный юбилей люди, работающие в красильной промышленности, произносили речи, восхваляя прошлое. На них были галстуки. В лондонском патентном офисе появились признаки возрождения британской красильной индустрии, хотя постоянное присутствие букв IG подчеркивало продолжающуюся и сильную конкуренцию с Германией. Особенности патента включали новое применение краски – цветные товары, твердый казеин, целлюлозная ацетатная вискоза – новые пигменты использовались с помощью инновационных методов на пластике и искусственных волокнах. А на Восточном побережье Америки компания Du Pont только что запатентовала новый материал под названием нейлон.
Как и большинство юбилеев, столетие со дня рождения Перкина могло бы преподать нам важные уроки о славе.
Мы можем узнать, например, что ученого теперь почитали за то, что он проложил путь к производству вискозы, синтетической резины и других материалов, неизбежно связанным с современной эпохой. Когда химики красильной промышленности встали в «Лезерселлерс Холле» и отеле «Виктория» в Брадфорде, чтобы спеть в честь Перкина, они увидели пластик на столе и услышали еще одну историю о романе любителя с наукой.Бельгиец Лео Бакеланд разделял карьерные перипетии с Уильямом Перкином и некоторыми сумасшедшими профессорами из фольклора. Бакеланд учился на химика в Генте, намереваясь стать ученым, но медовый месяц в Америке помог понять, как химическая промышленность может удовлетворить спрос потребительского общества. В 1899 году химик заработал миллион долларов на продаже Джорджу Истману своего изобретения Velox, улучшенной бумаги для фотографии, которая позволяла делать снимки при искусственном освещении.
Бакеланд вложил свое состояние в домашнюю лабораторию в здании на территории своего поместья с видом на реку Гудзон в Нью-Йорке и собирался усовершенствовать изобретение, придумав «электрические изоляторы». Универсальный изолятор (диэлектрик) для электрический обмотки – шеллак, янтарная природная смола, экскретируемая самками насекомых
Он начинал с вещества, которое химик красильной промышленности может получить на дне колбы и затем выкинуть. За несколько лет до синтеза индиго Адольф фон Байер экспериментировал с фенолом (похожим на скипидар растворителем, выделяющийся из каменноугольной смолы) и формальдегидом (дезинфицирующим и бальзамирующим средством из древесного спирта[68]
). Тридцать лет спустя Бакеланд открыл, после того как несколько других баварских, австрийских и британских химиков поработали над различными комбинациями фенол-формальдегидной реакции и получили мягкую казеиновую пластмассу, известную как галалит и эриноид, что отходы, отвергнутые Байером, могут стать основой синтетического шеллака или того, что вскоре назвали полиоксибензилметиленгликольангидрид, который чаще всего именовали бакелитом.