Самое страшное заключалось в том, что у него все могло получиться.
— Ох, серьезно? Ну, если так хочешь, белье можешь оставить. Но если тебе интересно, я все еще тогда в лесу успела рассмотреть.
Хельму продолжил хмуриться на меня. И даже не покраснел.
— Давай сюда пушистика! — психанула я, хлопнув его ладонью по груди. Я не умела подбирать правильные слова, не была чуткой и понимающей. Я даже человеком была только наполовину. Как и Хельму.
Только моей второй половиной была мелкая тарса, а его — долго спавший, диковатый волк. И я знала, что не смогу без своей тарсы, а он почему-то не понимал, что не выживет без волка.
Но как это объяснить? Как вообще можно объяснить то, что просто знаешь?
— Если ты притащила меня сюда только ради этого, то мы сейчас же возвращаемся, — сказал он, разворачиваясь.
— Стой!
Я вцепилась в ворот его пальто и потянула назад.
— Анха, пусти.
— Ну почему ты не понимаешь?
— Я понимаю, — сказал он, — что мне не нужен этот волк.
— Но он уже у тебя есть! Так что начни наконец с ним считаться. Я, знаешь ли, тоже была не в восторге от обретения человеческого тела. Это было больно и страшно. И между прочим, не один раз больно и страшно. И в отличие от тебя у меня не было никого, кто мог помочь или хотя бы поддержать. Я даже была готова полностью отказаться от этого тела.
— Но не отказалась.
— Разумеется, нет, — проворчала я смущенно. — Оно же большое.
— Хм-м-м?
— Не в сравнении с тобой! В сравнении со мной. — Я еще раз хлопнула его ладонью по груди. И еще раз. И еще. Каждое слово завершалось хлопком. — Давай. Сюда. Пушистика. Немедленно!
— Мы разные, Анха. У тебя были… причины продолжать превращения. У меня их нет.
— Разные. Я родилась целой и тело получила без предупреждения, как наказание… раньше мне казалось, что наказание, за мое любопытство, и я хотела от него отказаться. Я знала как. И если бы отказалась от человеческого тела, ничего непоправимого бы не произошло. Наверное. Но ты уже родился таким… располовиненным. Да, твой зверь долго спал, но он всегда был с тобой, ты должен был его чувствовать. Теперь он пробудился, и тебе пора начать с ним считаться.
Хельму качнул головой, собирался что-то сказал, но я не позволила.
— Должен! Он — это тоже ты. И просто представь, что случится, если ты задушишь его своим страхом? Что станет с той частью тебя, которая была волком? Как ты будешь жить наполовину пустой?
— Я не могу его контролировать, значит, не могу доверять.
— Ты даже не попытался. Шанса ему не дал!
Мне хотелось схватить его за плечи и трясти, пока он не поймет, как неправ, но я могла только сильнее сжимать пальцы на отворотах пальто, цепляясь за него до побелевших костяшек.
— Сам подумай. В каких условиях был пробужден твой зверь? Что ему довелось пережить? Но он все равно справился. Так почему ты считаешь, что он не заслуживает твоего доверия?
Хельму колебался недолго.
— Хорошо, — наконец сказал он неохотно, отцепив от себя мои руки. — Попробуем один раз и не здесь. Выедем за город.
Я была согласна на что угодно, только бы он выпустил волка.
Извозчик выглядел удивленным, когда услышал, куда мы теперь едем, но задавать вопросы командору не стал.
Вывез нас в лес, высадил, где велел Хельму, и уехал обратно в управление.
— Наверное, он решил, что мы головой повредились, — сказала я, глядя вслед отъезжающей карете.
— Боюсь, он прав, — пробормотал Хельму.
И мы углубились в лес.
Волк сам выбирал место для оборота, поэтому шли мы долго и остановились, лишь когда я пообещала, что, если мы пройдем еще немного, я просто лягу под первым попавшим деревом и никогда больше не встану.
— Ну в самом деле, нам же еще обратно возвращаться. Ты об этом подумал?
Хельму недовольно цыкнул, но больше мучить меня не стал. Встал у ближайшей сосны и решительно сбросил с себя пальто.
А потом аккуратненько его сложил и опустил на толстую отломившуюся ветку, выглядывавшую из снега. Поверх пальто лег китель и жилет.
Я топталась рядом, потирая озябшие руки и предвкушая явление зверя.
Расстегнув третью пуговицу рубашки, Хельму покосился на меня.
— Ты так и будешь стоять?
— А что? — не сразу поняла я. — А… Сейчас!
Пока я превращалась и взбиралась на дерево, волк успел скинуть и рубашку. Потом поднял на меня глаза и ругнулся.
— Ты издеваешься?
— А что не так? Я в полной безопасности. Если вдруг твой пушистик озвереет, до меня не доберется… или ты не это имел в виду?
— Отвернись, — устало велел он.
— Зачем? Я же говорила тебе, что уже все успела…
— Просто отвернись!
Я обиделась, но сделала, как волк велел, хмуро исследуя мирный лесной пейзаж и искренне не понимая, чего он стесняется. И только когда сзади послышался болезненный хрип, плавно переходящий в вой, я заподозрила, что волк стыдился не своей наготы, а оборота.
В отличие от высшей нечисти, оборотням превращение давалось сложнее.
— Ну что, могу я уже поворачиваться? — спросила громко, когда жуткие звуки сменились тяжелым дыханием.
Мне не ответили. Я решила считать это разрешением и с интересом уставилась на сидевшего в снегу волка. Белого, большого… прехорошенького. Вывалив розовый язык, он тяжело дышал.