Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

Антитеза «жен своих не ласкать...», а «ласкать нам сырую землю» входит в художественную ткань образа родины как \ирический и чувственный, а не аскетический мотив. Но чаще зсего оба эти мотива переплетаются друг с другом. В этом отношении особенно примечательна «Повесть о Тимофее Владимир-жом» (кон. XV — нач. XVI в.). Она рассказывает о том, как к гопу Тимофею пришла исповедоваться в своих грехах очень фасивая девушка, дочь именитого человека. «Во время исповеди остались они в церкви одни, и дьявол стал разжигать священника неутолимой похотью. Не в силах больше противиться пламени страсти, охватившей его (“немогше терпети разгорения плоти своея”), священник пал на девицу в храме, “не убояшись суда Божьего и вечных мук”. Страшась наказания, Тимофей бежал в Казанское царство, принял мусульманскую веру, завел себе двух жен и стал злобным врагом христиан, но однажды он задумался о своих злодеяниях и через русского пленника послал к митрополиту просьбу о прощении. Узнав о том, что он прощен, Тимофей умер».

История эта интересна столкновением чувственного с аскетическим. Может показаться, что победило последнее, но это не совсем так, ибо заканчивается «Повесть...» следующим образом: прослушав эту историю от многих людей, пишет автор, я подумал, «что надо записать ее, чтобы не отчаивались грешники в спасении...»⁵¹. Как видим, не устоявший перед соблазном и не убоявшийся суда Божьего и вечных мук, поп Тимофей не только был прощен, но и послужил своеобразным примером для читателя «Повести...»: грех любодеяния не так страшен, так как можно заслужить прощение раскаянием.

Среди памятников рассматриваемой эпохи центральное место занимает знаменитая «Повесть о Петре и Февронии муромских»⁵². По жанру — это житие, то есть рассказ о жизни необычного человека, в котором «находили отражение человеческие страсти и переживания, носившие подчас драматический характер...»⁵³.

Можно ли считать, что в «Повести о Петре и Февронии» отражены любовные страсти и переживания? Исследователи сходятся на том, что перед нами — история любви, но расходятся в понимании характера этого чувства. Л. А. Дмитриев считает, что любовь героев повести — «земное чувство, изображаемое без тени осуждения и не мешающее героям заслужить со временем славу святых». Поэтому Л. А. Дмитриев называет рассказ о Петре и Февронии «сказочно-романтической повестью»⁵⁴.

А. И. Клибанов находит любовь Петра и Февронии бестелесной и в этом видит «неполноценность» их чувства. Исходя из утверждения Февронии — «сице едино естество женское», — А. И. Клибанов пишет, что, хотя автор «Повести» и не считает женское естество ядовито-горьким (таким оно казалось книжни-кам-аскетам), для него оно как бы «бескачесгвенно», не зло и не добро. Таким образом «Повесть», с одной стороны, отходит от аскетического идеала, с другой — остается в его плену, изображая любовь Февронии бестелесной⁵⁵.

Очень тонкую характеристику ее чувства дал Д. С. Лихачев: «Феврония подобна тихим ангелам Рублева. Она — “мудрая дева” сказочных сюжетов. Внешние проявления ее большой внутренней силы скупы. Она готова на подвиг самоотречения, победила свои страсти. Ее любовь к князю Петру потому и непобедима внешне, что она побеждена внутренне, ею самой; подчинена уму. Вместе с тем ее мудрость — только свойство ее ума, но в такой же мере — ее чувства и воли. Между ее чувством, умом и волей нет конфликта: отсюда необыкновенная тишина ее образа»⁵⁶.

Как видим, диапазон оценок достаточно широк: от признания чувства Февронии неполноценным до вывода о его глубокой гармоничности. Рассмотрим сначала точку зрения

А. И. Клибанова. Прежде всего надо заметить, что мнение о том, что женское естество «ядовито-горькое», не было широко распространено даже среди книжников-аскетов. Вернее сказать, они считали таким «естество» блудниц, но не «добрых жен». Выше было показано, что «Измарагд» объявляет нечистой и дьявольской только любовь вне брака, которая квалифицируется как «блуд», то есть как нечто ядовитое.

Заметим, что, хотя поп Тимофей Владимирский, с точки зрения автора его жития, совершил тяжкий грех, в житии нет и намека на то, что девушка, с которой он «блудил», имела «ядовито-горькое» естество; более того — она названа красивой. Особенности же «естества» добрых жен книжниками начисто обходятся. Так, в «Сказании о блаженной великой княгине Евдокии» отмечено, что она родила супругу сыновей и дочерей и только после его смерти воздержанием плоть свою изнуряла⁵⁷.

Можно сказать, что для автора сказания естество «доброй жены» было действительно бескачественным, и если в определении характера чувства Петра и Февронии А. И. Клибанов прав, то никакого отхода от идеала книжников-аскетов здесь не обнаруживается. Свою оценку А. И. Клибанов подкрепил тем обстоятельством, что «Повесть...» нигде не отметила красоту Февронии, и поэтому читатель не знает, хороша ли она была, да и Петр тоже.