Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

Поскольку единственным оправданием половой жизни было деторождение, всякая попытка предотвратить зачатие была настолько греховной, что контрацепция, искусственный аборт и детоубийство сплошь и рядом не различались, одинаково называясь «душегубством». Иногда попытки предотвратить зачатие с помощью трав или заговоров карались даже строже, чем аборт, потому что это было не только покушение на жизнь не-родившегося младенца, но и языческое, антихристианское знахарство и ворожба, которыми занимались «бабы богомерзкие».

Вообще сексуальные грехи часто ассоциировались с колдовством.

Церковь стремилась поставить под свой контроль не только поведение людей, но и их помыслы. Но хотя греховными были все не освященные Церковью половые связи, основное внимание уделялось защите института брака. Супружеская измена, «прелюбодеяние» считалось гораздо более серьезным прегрешением, нежели «блуд».

К сексуальным похождениям неженатых мужчин и юношей Церковь, как и крестьянская община, относилась более снисходительно, особенно если связь была не с замужней женщиной, а с «блудницей», рабыней или вдовой.

Много места в пениггенциалиях занимает «противоестественный» секс. Самым массовым грехом была, конечно, мастурбация, которую называли греческим словом «малакия» или славянским «рукоблудие». Мастурбировать или даже сознательно предаваться похотливым мыслям значило вызывать дьявола. В одной легенде, распространенной в России XVH века, юноша, регулярно занимавшийся рукоблудием, обнаружил, что его член превратился в змею. Но поскольку этот порок не затрагивал главных социальных интересов и к тому же был очень распространен, его наказывали сравнительно мягко — постом от 40 до 60 дней и многочисленными земными поклонами. Техника мастурбации значения, по-видимому, не имела. Но страх перед ней был велик. Даже на рубеже XX века корреспондент Этнографического бюро князя В. Н. Тенишева (Тенишевский архив — один из важнейших источников по истории быта и нравов русского крестьянства), описывая быт и нравы крестьян Владимирской губернии, писал, что «противоестественные шалости встречаются среди детей, среди взрослых таких случаев нет»; однако в другом отчете описывается случай онанирования при помощи колесной гайки от тарантаса²⁹.

Понятие «содомии» в Древней Руси было еще более расплывчатым, чем на Западе, обозначая и гомосексуальные отношения, и анальную интромиссию, независимо от пола партнеров, и вообще любые отклонения от «нормальных» сексуальных ролей и позиций, например, совокупление в позиции «женщина сверху». Самым серьезным грехом было «мужеблудие» или «мужеложество», когда связь с «неправильным» сексуальным партнером усугублялась «неправильной» сексуальной позицией (анальная пенетрация). Однако на Руси к этому пороку относились терпимее, чем на Западе³⁰. В Домострое содомия упоминается вскользь, как бы между прочим. В «Стоглаве» (1551) ей посвящена специальная глава «О содомском грехе», предписывающая добиваться от виновных покаяния и исправления, «а которые ни исправляются, ни каются, и вы бы их от всякие святыни отлучали, и в церковь входу не давали»³¹. Однако, как не без иронии подметил Леонид Хеллер, пьянство осуждается там гораздо более темпераментно?².

Почти все иностранные путешественники и дипломаты, побывавшие на Руси в XV — XVII веках (Герберпггейн, Олеарий, Маржерет, Коллинз и др.), отмечали распространение гомосексуальности во всех слоях общества и удивительно терпимое, по тогдашним европейским меркам, отношение к нему. Английский поэт Джордж Тэрбервилл, посетивший Москву в составе дипломатической миссии в 1568 году, был поражен открытой гомосексуальностью русских крестьян сильнее, чем казнями Ивана Грозного. В стихотворном послании своему другу Эдварду Данси он писал:

Хоть есть у мужика достойная супруга,

Он ей предпочитает мужеложца-друга.

Он тащит юношей, не дев, к себе в постель.

Вот в грех какой его ввергает хмель.

По-видимому, несмотря на свои многочисленные женитьбы, баловался с переодетыми в женское платье юношами и сам Иван Грозный; такие подозрения высказывались современниками по поводу его отношений с юным женоподобным Федором Басмановым, который услаждал царя пляской в женском платье.

Как писал хорватский католический священник Юрий Кри-жанич, проживший в России с 1659 по 1677 год, «здесь, в России, таким отвратительным преступлением просто шутят, и ничего не бывает чаще, чем публично, в шутливых разговорах один хвастает грехом, иной упрекает другого, третий приглашает к грёху; недостает только, чтобы при всем народе совершали это преступление»³³.

Вероятно, за всем этим стояла не сознательная терпимость, а равнодушие и натуралистически-варварское принятие «фактов жизни» (в Западной Европе такое тоже было в раннем Средневековье).