Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

Посем Петр Второй начал править сам государством, естли можно назвать правлением правление юноши-государя. Князь Иван Алексеевич Долгоруков, друг и наперсник государев, толь ему любимый, что даже на одной постели с ним сыпал, всемогущий учинился. Пожалован немедленно был в обер-камергеры, возложена на него была Андреевская лента, пожалован в капитаны гвардии Преображенского полка гренадерской роты, и все родственники его были возвышены, правя по изволениям их всеми делами империи. Престали науки государевы, министры лишь для виду были допускаемы; всё твердое и полезное от[о]-гналос[ь] от двора, и пол[ь]зуясь склонностию государевой к охоте, она всех важных упражнений место заняла. Однако, что погубило князя Меншикова, то не устрашило Долгоруких — они употребили старание, дабы им родственницу свою, княжну Екатерину Алексеевну, дочь князя Алексея Григорьевича, сестру же князя Ивана Алексеевича, за государя обручить. И в сем обручении нечто странное было, ибо хотя обручение сие было в присутствии всех и всего двора, но во время обручения государь и его невеста были окружены Преображенского полку гренадерами, которые круг их, под начал[ь]ством своего капитана князя Ивана Алексе[ев]ича Долгорукова, батальон каре составляли.

Князь Иван Алексе [ев] ич Долгоруков был молод, любил распутную жизнь и всеми страст[ь]ми, к каковым подвержены младые люди, не имеющие причины обуздывать их, был обладаем. Пьянство, роскош, любодеяние и насилие место прежде бывшего порядка заступили. В пример сему, ко стыду того века, скажу, что слюбился он иль, лутче сказать, взял на блудодея-ние себе и между прочими жену к[н]. Н. Ю. Т., рожденную Головкину²², и не токмо без всякой закрытности с нею жил, но при частых съездах у к[н]. Т. с другими своими молодыми сообщниками пивал до крайности, бивал и ругивал мужа, бывшего тогда офицером кавалергардов, имеющего чин генерал-майора, и с терпением стыд свой от прелюбодеяния своей жены сносящего. И мне самому случилос[ь] слышать, что единожды, быв в доме сего кн[язя] Труб[ецкого] по исполнении многих над ним ругательств, хотел наконец его выкинуть в окошко, и естли бы Степан Васильич Лопухин, свойственник государев по бабке его, Лопухиной, первой супруге Петра Великого, бывший тогда камер-юнкером у двора и в числе любимцев князя Долгорукова, сему не воспрепятствовал, то бы сие исполнено было. Но любо-страстие его одною или многими неудовол[ь]ствовалось, согласие женщины на любодеяние уже часть его удовол[ь]ствия отнимало, и он иногда приезжающих женщин из почтения к матери его¹⁰⁹ затаскивал к себе и насиловал. Окружающие его однород-цы и другие младые люди, самйм распутством дружбу его приобретшие, сему примеру подражали, и можно сказать, что честь женская не менее была в безопасности тогда в России, как от турков во взятом граде. Привычка есть и к преступлениям, а сей был первый шаг, которым жены выступали из скромности и тихого жития, которое от древних нравов они еще сохраняли.

Отец его, князь Алексей Григорьевич, человек посредственного разума и единственно страстен к охоте, для коронации государей всегда бывают в Москве¹¹⁰, то после оной и присоветовал¹¹¹ ему там утвердить свое житие, оставя навсегда Петербург. Приехал двор в Москву, но распутство не престало, по месяцу и по два отлучение государево для езды с собаками остановило течение дел; сила единого рода учинила, что токмо искатели в оном чины и милости получали, а другие уже и к грабежу народа приступали. Желавшие угодить роскошным Долгоруким юношам пиры со всею знаемою для них роскошью делали.