Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

хотя и поневоле возложенный, с нее снять, и что она, имевши множество родни Лопухиных, к коим вес[ь]ма была привязана, род сей усилится и может для счастия своего склонить ее разрушить предполагаемые постановления. Дочерей Петра Великого, яко незаконнорожденных, отрешили. Принцес[с]у Екатерину Иоан[н]овну, герцогиню Мекленбур[г]скую, отрешили ради беспокойного нрава ее супруга, и что Россия имеет нужду в покое, а не мешания в дела сего герцога по причине его несогласия с его дворянством. И наконец, думая, что толь знатное нечаянно предложенное наследство герцогине Анне Ивановне, заставит [ее] искренно наблюдать полагаемые ими статьи. А паче всего склонил всех на избрание сие князь Василий Лукич Долгоруков, которой к ней особливую склонность имел и, может быть, мнил, от[о]гнав Бирона, его место заступить. Все сии на сие согласились, и он сам послан был с пунктами призывать ее на престол российский, естли будет обещат[ь]ся и подпишет сии преду-становляемые законы.

Герцогиня Анна не отреклась подписать уменьшающие российского императора власть статьи, которые ее возводили из герцогинь Курляндских в российские императрицы, и, поехав из Митавы, не доехав до Москвы за сем[ь] верст, остановилась] в селе Всесвяцком, принадлежащем царевичу Грузинскому, в его доме, во ожидании приуготовления торжественного ее вше-ствия в Москву²⁴. А тогда же было дано дозволение всем благородным приезжать в оное село для принесения своего поздравления государыне. Долгорукие знали, что множество благородных были вес[ь]ма недовол[ь]ны учиненными ими статьями, которые в руки некоторых родов всю власть правительства вручали; и сего ради имели великую осторожность, дабы кто какой записки, подходя к руке, не подал, и сего ради всегда кто из Долгоруких стоял возле государыни, повелевая всем подходящим к [ее] руке иметь [собственные] руки назади, не принимая руку монаршу на свою, как сие обыкновенно есть.

И подлинно, еще прежде приезда в Москву императрицы Анны, известно было Долгоруким и другим, что некоторым умен[ь]шение власти монаршей противно было; яко сие оказалось, что Павел Иванович Егузинский, генерал-прокурор, зять же канцлера Гаврилы Ивановича Головкина, послал тайно от себя офицера, Петра Спиридоновича Сумарокова, с пис[ь]мом, увещающим герцогиню Курлян[д] скую не подписывать посланные к ней с князем Василием Лукичом пункты. Сие пис[ь]мо было оным князем Долгоруковым поймано, и он посланного немилосерд [н]о сам бил, [а] о таком писании сообщил в московской вел[ь]мож Совет, которой и намерялся Павла Ивановича немедленно казнить, но [вельможи вняли] предложению князя Григория Алексеевича Долгорукова, чтоб таковую счастливую перемену кровию поддан[н]ого не обагрять, и он (т. е. П. С. Сумароков. — Ред.) впредь до решения посажен был под жестокую стражу.

Сказал я уже выше, что дух благородной гордости и твердости упал в сердцах знатно рожденных россиян; и тако, хотя великая часть ощущала неудовольствие, но никто ни к чему смелому приступить не дерзал. Однако, естли не точно пользою отечества побуждены, то собственными своими видами, нашлись такие, которые предприняли разрушить сие установление. Феофан Прокопович, архиепископ Новгородский, муж, исполненный честолюбия, хотел себе более силы и могущества приобрести. Василий Никитич Татищев, человек разумный и предприятел[ь]ный, искал своего счастия. Князь Антиох Дмит-р[и]ёвич, человек ученый, предприятельный, но бедный по причине права перворождения брата своего, князя Дмитрия Дмитриевича, искал себе и почестей и богатства, которые надеялся чрез умысел свой противу установления получить и тем достигнуть еще до желания его женит[ь]ся на княжне Варваре Алексеевне Черкас[с]кой, дочери и наследнице князя Алексея Михайловича Черкас[с]кого, богатейшего из российских благородных. Сии три, связанные дружбою, разумом и своими видами, учинили свое расположение для разрушения сделанного Долгорукими узаконения. Они, во-первых, открылись] в сем князю Алексею Михайловичу Черкас[с]кому, человеку вес[ь]ма недовольному Долгорукими, а паче за причиненные ими оскорбления князю Никите Юрьевичу Трубецкому, его шурину. Сей человек молчаливый, тихи[й], коего разум никогда ни в великих чинах не блистал, но повсюду являл осторожность, не вошел точно сам в сей умысел, а довол[ь]ствовался токмо старат[ь]ся о мнениях подданных императрице сообщить. Сие он исполнил чрез свояченицу свою, Прасковью Юрьевну Салтыкову, супругу Петра Семеновича, ибо Салтыковы [были] нескол[ь]ко в свойстве с императрицею. Сия жена хитрая и нашла способ, быв при над-зираемой императрице, наедине ей записку о начинающихся намерениях сообщить.