36. Я деньги мало люблю – но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости (…) На днях хандра меня взяла; подал я в отставку. Но получил от Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абшид, что я вструхнул, и Христом и богом прошу, чтоб отставку мне не давали (Н. Н. Пушкиной, около 14 июля 1834 г.).
37. Но делать нечего; все кругом меня говорит, что я старею, иногда даже чистым русским языком. Например, вчера мне встретилась знакомая баба, которой не мог я не сказать, что она переменилась. А она мне: да и ты, мой кормилец, состарелся да подурнел. Хотя могу я сказать вместе с покойной няней моей: хорош никогда не был, а молод был (Н. Н. Пушкиной от 25 сентября 1835 г.).
38. Государь обещал мне Газету. А там запретил; заставляет меня жить в Петербурге, а не дает мне способов жить моими трудами. Я теряю время и силы душевные, бросаю за окошко деньги трудовые и не вижу ничего в будущем (Н. Н. Пушкиной от 29 сентября 1835 г.).
39. Брюллов сейчас от меня. Едет в Петербург скрепя сердце; боится климата и неволи. Я стараюсь его утешить и ободрить; а между тем у меня у самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист (…) черт догадал меня родиться в России с душою и талантом! (Н. Н. Пушкиной от 18 мая 1836 г.).
«…зрелости нет у нас на севере»
(об отрочестве нашей словесности и младенчествующем языке)
40. Бестужева статья об нашей братьи ужасно молода – но у нс все, елико печатано, имеет действие на святую Русь; зато не должно бы ничем пренебрегать, и должно печатать благонамеренные замечания на всякую статью – политическую, литературную – где только есть немножко смысла (Вяземскому от 6 февраля 1923 г.).
41. «Разбойников» я сжег – и поделом. Один отрывок уцелел в руках Николая Раевского; если отечественные звуки: харчевня, кнут, острог – не испугают нежных ушей читательниц «полярной звезды», то напечатай его. Впрочем, чего бояться читательниц? Их нет и не будет на русской земле, да и жалеть не о чем (А. А. Бестужеву от 13 июня 1823 г.).
42. Вы очень меня обяжете, если поместите в своих листках здесь прилагаемые две пьесы. Они были с ошибками напечатаны в «Полярной звезде», отчего в них нет никакого смысла. Это в людях беда небольшая, но стихи не люди (Ф. В. Булгарину от 1 февраля 1824 г.).
43. Люди по большей части самолюбивы, беспонятны, легкомысленны, невежественны, упрямы; старая истина, которую все-таки не худо повторить. Они редко терпят противуречие, никогда не прощают неуважения; они легко увлекаются пышными словами, охотно повторяют всякую новость; и, к ней привыкнув, уже не могут с нею расстаться (В. Л. Давыдову, июнь 1823 г.).
44. Теперь поговорим о деле, т. е. о деньгах. Слёнин предлагает мне за «Онегина», сколько я хочу. Какова Русь, да она и в самом деле в Европе – а я думал, Что этот ошибка географа (П. А. Вяземскому, начало апреля 1824 г).
45. Еще беда, мы все прокляты и рассеяны по лицу земли – между нами отношения затруднительны, нет единодушия; золотое кстати поминутно от нас выскользает (П. А. Вяземскому от 7 июня 1824 г.).
46. На каком основании начал свои действия дедушка Шишков? Не запретил ли он «Бахчисарайский фонтан» из уважения к святыне Академического словаря и неблазно составленному слову водомет (Л. С. Пушкину от 13 июня 1824 г.).
47. Ты спрашиваешь, какая цель у «Цыганов»? вот на! Цель поэзии – поэзия – как говорит Дельвиг (если не украл этого). Думы Рылеева и целят, и всё невпопад (Жуковскому, 20-е числа апреля 1825 г.).
48. Не должно русских писателей ценить, как иноземных. Там пишут для денег, ау нас (кроме меня) из тщеславия. Там стихами живут, а у нас граф Хвостов прожился т их. Там есть нечего, так пи шут книгу, а у нас есть нечего, служи, да не сочиняй. Милый мой, ты поэт и я поэт, но я сужу более прозаически и чуть ли от этого не прав (Рылееву, вторая половина июня – август 1825 г.).
49….зрелости нет у нас на севере, мы или сохнем, или гнием; первое все-таки лучше (П. А. Вяземскому, вторая пол. Сентября 1825 г.).
50. Плетнев наш мизантроп, пишет мне трогательное письмо; жалуется на меня, на тебя, на твои гран-пасианс и говорит: мне страшно думать: это люди! Плетнев, душа моя, что тут страшного? Люди – сиречь, дрянь… Плюнь на них да и квит (Дельвигу от 2 марта 1827 г.).
51. о «Марфе Посаднице» Погодина: Одна беда: слог и язык. Вы несправедливы до бесконечности. И с языком поступаете, как Иоанн с Новым городом (М. П. Погодину последние числа ноября 1830 г.).
52. Жалею, что Вы не разделались еще с Московским университетом, который должен рано или поздно извергнуть вас из среды своей, ибо ничего чуждого не может оставаться нив каком теле. А ученость, деятельность и ум чужды Московскому университету (М. П. Погодину, конец июня 1831 г.).