Пушкин и декабристы

Во всяком случае, второе место, которое «Мнение…» Магницкого занимает в сборнике Алексеева, - весьма знаменательно. Может быть, на пропавших листах, вслед за одним «Мнением…» Магницкого помещалось и другое, выраженное в письме министру духовных дел от 9 мая 1823 года. Магницкий там торжествовал, что его мысли находят подтверждение в новых европейских революциях и что «прошло уже то время, когда рассматривали мы учения сии как вредные только теории вольнодумствующих профессоров» ³.

На 3-м листе алексеевского сборника возникает целый новый пласт кишиневских мыслей, идей, бесед - «Восточный вопрос», занимавший в ту пору Пушкина и его друзей ничуть не меньше московских и петербургских событий. Желание воевать с Турцией, национально-патриотические мотивы были особенно сильны на границе, у края балканских восстаний 1820-х годов.

Известно, сколь щекотливым оказалось положение правительства Александра I в связи с греческим восстанием: грекам не помочь - значит утратить выгодные позиции на Балканах; помочь - значит нарушить провозглашенный Священным союзом принцип легитимизма, безусловного осуждения подданных, восставших против своего монарха (в данном случае турецкого султана). В российском об-

¹ Буря и натиск (нем.).

² См.: П. Анненков. Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху, с. 145.

³ «Русский архив», 1864, стлб. 326.

119

ществе мысль о поддержке греков была сильна; у Пушкина и будущих декабристов патриотизм в ту пору сливался с освободительными идеями, но иногда готов был и противопоставить русское дело - турецкому, польскому, шведскому ¹.

Те же мотивы, которые побуждали Пушкина в «Некоторых исторических замечаниях» приветствовать «унижение Швеции» и сетовать, что граница России и Турции не проходит по Дунаю, - мы находим в его стихотворениях «Война», «Чугун кагульский, ты священ…». Но получалось так, что даже обычный патриотизм, с немалым великодержавным оттенком, был едва ли не преступлением, так как царь до самой смерти был с греками двоедушен, и движение их, поддерживая, не поддерживал, «к противочувствиям привычен».

Среди разных документов, питавших мысли и настроения кишиневских вольнодумцев, не последнее место должны были занять написанные на французском языке письма Александра I (разумеется, неопубликованные) к адмиралу П. В. Чичагову, одно от 2 мая, а другое от 7 июня 1812 года.

Первое письмо занимает в сборнике Н. С. Алексеева весь 3-й и половину 4-го листа, второе - с оборота 4-го до середины 6-го листа ².

Письма доказывали, что незадолго до войны с Наполеоном царь совсем иначе смотрел на восточные дела, нежели в 1822 году, - ни о каких «высших идеях» не думал: сколачивая на Балканах прорусский блок, вовсе не беспокоился, что усиление его влияния на Востоке ослабит «законного турецкого монарха», и требовал «вооружения жителей в этих странах, которые бы могли поддержать наши военные действия» ³.

¹ См.: Г. Л. Арш. Этеристское движение в России. М., Изд-во АН СССР, 1970.

² Заглавия писем у Алексеева: первое письмо - «Lettre de l'Empereur Alexandre a l'amiral Tchitchagow, Ecrite de Wilna au mois de mai 1812» («Письмо императора Александра адмиралу Чичагову написано в Вильне в мае 1812 г.»). Второе письмо - «Au meme, Le 7 juin 1812. Wilna» («Ему же. 7 июня 1812. Вильна»). Первое письмо (подлинник и перевод) опубликовано М. И. Богдановичем в «Сборнике императорского русского исторического общества», т. VI. СПб., 1871, с. 67-73.

³ Об этой переписке см.: «Из записок адмирала Чичагова: дела Турции в 1812 году. Проект диверсии против Наполеона». - «Русский архив», 1870, с. 1522-1551.

120

В письмах упоминались лица, продолжавшие службу на юге и во времена Пушкина (в частности, И. В. Сабанеев). Послания Чичагову позволяли противопоставить царя 1820-х годов - царю «довоенному» (все то же: «Россия присмирела снова…» - «дней александровых прекрасное начало…»).

Следующие листы в сборнике Алексеева (оборот 6-го и почти весь 7-й) еще более «горячи», хотя там помещен всего лишь официальный и отнюдь не секретный документ - «Декларация дворов российского, австрийского и прусского», подписанная в Лайбахе 30 апреля (12 мая) 1821 года.

Страницы эти, так же как и предыдущие - о Греции, Востоке, рождали настроения и чувства, позже воспроизведенные в десятой онегинской главе:

Тряслися грозно Пиренеи,

Волкан Неаполя пылал,

Безрукий князь друзьям Мореи

Из Кишинева уж мигал…

А затем:

Я всех уйму с моим народом, -

Наш царь в конгрессе говорил…

Революции в Европе вызывали серьезные размышления на разных общественных полюсах. В свою записную книжку Пушкин тогда занес строки, которые в переводе с французского звучат так: «О… ¹ говорил в 1820 году: «Революция в Испании, революция в Италии, революция в Португалии, конституция здесь, конституция там… Господа государи, вы сделали глупость, свергнув Наполеона» (XII, 304, 486).

«Господа государи» вынуждены были сформулировать свою теорию происходящего ². В «Декларации» так и было

¹ Очевидно, генерал М. Ф. Орлов.