Конечно, знавшие «Ответ» декабристы могли сообщить его пушкинскому кругу, попадая из Сибири на Кавказ. Однако первая партия таких ссыльных, где находился автор «Ответа» Одоевский и несколько его осведомленных товарищей - Лорер, Назимов, Розен, Нарышкин, Лихарев, Фохт, - пересекла Уральский хребет с востока на запад в
В главных архивохранилищах Москвы, Ленинграда, Киева, Иркутска почти нет списков «Ответа», относящихся к 1830-1840-м годам. Исключение - редкие записи стихов в тетрадях некоторых декабристов; так, выйдя на
1
См. об этом замечательное письмо Ф. Б. Вольфа М. А. и Н. Д. Фонвизиным от 11 ноября 1836 г. - Сб.: «В сердцах отечества сынов». Иркутск, Восточно-Сибирское книжное издательство, 1975, с. 281.2
См.: ЛН, т. 60, кн. 1, с. 177, а также: В. Э. Вацуро, М. И. Гиллельсон. Сквозь умственные плотины. М., «Книга», 1972, с. 25-31.190
поселение, Пущин в начале 1840-х годов составляет знаменитую «тетрадь заветных сокровищ», где нашли свое место и «Послание в Сибирь» и «Ответ». Прежде чем строки Одоевского достигнут Москвы и Петербурга - пройдет, однако, очень много времени.
Как известно, первая публикация запретных стихов в «Полярной звезде» Герцена (кн. II, 1856) основывалась на огромной коллекции такой литературы, сохранившейся прежде всего у Кетчера и других осведомленных московских друзей.
В этой коллекции имеется пушкинское «Послание в Сибирь», однако отсутствует декабристский «Ответ». Только через год с лишним, в IV книге другого издания Вольной типографии «Голоса из России» (август 1857 года) появляется «Ответ на послание Пушкина» - без имени автора, с весьма неточными примечаниями 1
.И, наконец, отправке стихотворного ответа (Одоевским или кем-либо из его друзей) должно было помешать как раз то известное охлаждение, непонимание, неприятие политической позиции позднего Пушкина, которое наблюдается среди каторжан Петровского завода.
Мы столь подробно разобрали эту историю, так как нам глубоко небезразлично - получил или не получил Пушкин тот «Ответ», который для нас теперь неразрывен с его посланием. Однако поздние представления довольно часто расходятся с ранними реалиями.
В общем, немалая отдаленность и отчужденность Пушкина от небольшой, но столь исторически значительной общественной группы, как декабристы-каторжане - еще одно печальное подтверждение одиночества, недостатки друзей и единомышленников, того «отсутствия воздуха», что испытывал Пушкин в последние годы.
В исторической перспективе было, однако, новое сближение, взаимное проникновение двух миров - декабристского, пушкинского. В этом сближении роль Пущина и его воспоминаний - огромна.
1
«Голоса из России», кн. IV. Лондон, 1857, с. 40. Комментарии см.: там же (факсимильное издание), кн. X. М., «Наука», 1975, с. 159-165.Глава VI
О Пущин мой…
Пушкин, 1825
Пушкин мой
Пущин, 1858
Приходит 1837 год. Гибель Пушкина, а также распространение некоторых неофициальных и полуофициальных документов об этом событии (письма Жуковского, Спасского, Даля), односторонне подчеркивающие христианское примирение поэта с царем, - все это вызывает декабристские споры, прежде всего среди узников Петровского завода (к тому времени там сидели только осужденные по суровейшему «первому разряду»).
Суть обсуждения находим у Пущина:
«Весть эта электрической искрой сообщилась в тюрьме - во всех кружках только и речи было, что о смерти Пушкина - об общей нашей потере, но в итоге выходило одно: что его не стало и что не воротить его! ‹…›
Размышляя тогда и теперь очень часто о ранней смерти друга, не раз я задавал себе вопрос: «Что было бы с Пушкиным, если бы привлек его в наш союз и если бы пришлось ему испытать жизнь, совершенно иную от той, которая пала на его долю?» 1
Присмотревшись к этим строкам, замечаем, между прочим, существование в каземате различных «кружков» и расходящихся мнений, сходившихся, однако, в печальном итоге.
Смерть поэта снимает сдержанность суждений о его роли среди декабристских тайных обществ.
Пущин в своих записках не приводит никаких мнений, кроме своего:
1
Пущин, с. 87.«Положительно, сибирская жизнь, та, на которую впоследствии мы были обречены в течение тридцати лет, если б и не вовсе иссушила его могучий талант, то далеко не дала бы ему возможности достичь того развития, которое, к несчастию, и в другой сфере жизни несвоевременно было прервано» 1
.Однако мы знаем, что это суждение было не единственным.
Сергей Григорьевич Волконский думал иначе, полагая, что принятие поэта в тайное общество спасло бы его и сохранило от пули убийцы: «Он был бы жив, и в Сибири его поэзия стала бы на новый путь» 2
.Итак, вторая точка зрения - хотя и не столь трагически проникновенная, как пущинская, но тоже любовная, сочувствующая.